Fortune favours the brave
Название: Солдатские жетоны (Dog Tags)
Автор: Sonora
Переводчик: angry freckled Aussie (Desert Eagle)
Рейтинг: R
Размер: макси
Статус: в процессе перевода
Пейринг: Геркулес Хансен/Чак Хансен; Ганнибал Чау/Ньютон Гайслер
Персонажи: Тендо Чои, Чак Хансен, Герк Хансен, Ганнибал Чау, Ньютон Гайслер, Мако Мори, Стэкер Пентекост
Жанр: AU, Современность, Детектив, Экшн
Предупреждения: Инцест, Смерть персонажа, Графическое описание насилия, Нецензурная лексика
Саммари: Геркулес Хансен – самый опасный киллер Сиднея. Неважно кто, неважно когда: он всегда добирался до цели. Но когда он обнаруживает, что его следующим заказом является его сын, он поступается принципам и оставляет сорванца в живых. Как оказалось, это решение повлекло куда более серьезные последствия как для него, так и для Чака.
И не то, чтобы из-за этого он перестал трахать парня или что-то в этом роде.
Или вкратце: фанфик, в котором Герк – киллер, Чак – проститутка, а Ганнибал Чау по-прежнему заведует черным рынком кайдзю.
Предыдущие части
читать дальше+++
День у Герка не задался с самого начала.
И проблемы только усугублялись с течением времени.
Он - независимый подрядчик, так всегда было и всегда будет. Его услуги продаются только лицам, предложившим наивысшую цену, и такая схема его устраивает.
Ну и что с того, что он не устранил свою цель? Это его прерогатива. И та штука баксов тоже: это аванс, денежный вклад, вне зависимости от того, каким будет исход.
Ради этого не стоит пытаться его убивать.
Но именно так и началось его утро: с кричащей девушки, которую он подцепил прошлой ночью; с парочки татуированных головорезов Ганнибала, вытаскивающих его из спутанных простыней; с пистолетов, направленных ему в лицо.
Он вздохнул, потому что можно было обойтись и без всего этого дерьма. Даже через десять лет криминальной деятельности этого грёбаного ублюдка в городе, Герк действительно не был уверен: либо Ганнибал специально натравливал своих людей вот так, либо это его просто забавляло. Ганнибал – странный тип, в этом сомневаться не приходилось. И, кстати, такое действительно раздражает, особенно если ты голый, в постели с не факт что совершеннолетним партнером, а на часах лишь семь утра.
- Послушайте, парни, я могу вернуть вашему боссу оплату…
- Его не волнует оплата! – прокричал шкаф номер один.
- Ему нужен результат! – добавил шкаф номер два, встряхивая девицу.
Какая-то университетская шлюха. И хотя Герк никогда не берет таких девчонок, но вчера ночью он перебрал с текилой. Плохая идея, это уж точно, но даже пьяный он никогда не приводит таких чик в свои квартиры.
- Отпустите девушку, - вздохнул он и провел ладонью по болящим вискам. – Что же вы, начнете убивать детей за пределами Сиднейского университета? Я уверен, что местная полиция особенно будет благодарна вашему боссу за такое.
Головорезы обменялись взглядами. Видимо, речь их озадачила.
Чертовы импортированные из Гонконга горы мышц.
- Герк…, - прошептала она, один из шкафов схватил её за волосы.
Он улыбнулся ей. Той улыбкой, которая всегда наводила ужас на девочек.
- Не бойся, малышка, они, скорее всего, выстрелят тебе в голову. Будет совсем не больно.
А затем она начала орать, что есть мочи, биться и вырываться, и выделывать такие финты, которые при других обстоятельствах могли бы быть даже забавными.
Ну а в этих обстоятельствах Герк этим воспользовался.
С похмельем или без, но свернуть шею одному и всадить две пули прямо в сердце другому оказалось делом легким. Четыре секунды – и готово.
- Спасибо за отвлекающий маневр, детка, - прошептал он, поцеловал её в щеку и стащил с её плеч свою рубашку.
Оставив эту чертову девицу, он направился к выходу, надевая одежду по пути и пробираясь сквозь бегающих по лестнице соседей.
Направляясь в одно из своих убежищь, чтобы сменить одежду на другую, не пахнущую сексом и сиреневым парфюмом – эти чертовы дилетанты даже не додумались что-то сделать с его байком, это же оскорбление, и чем только думал Ганнибал, посылая их к нему – Герк проворачивал в голове возможные варианты событий.
Первое: Ганнибал лишь пытался сделать ему предупреждение, что-то вроде «не вздумай напортачить снова, Страйкер».
Второе: Ганнибал действительно жаждал его смерти.
В таком случае это означало, что здесь замешано кое-что большее, чем он думал изначально. Ни одна уличная шлюха не стоит того, чтобы убивать лучшего киллера на восточном побережье.
Где-то в промежутке между душем и кроватью, Герк решил, что надо бы проверить, как там парень.
Он и нашел его двумя часами позже, стоящего на коленях в аллее, к его голове был приставлен пистолет, а его губы обхватывали чей-то член.
Герк ясно понимает, что вот сейчас ему только ревности и не хватало.
Симпатичный мелкий сорванец этот Чарли Эврика. Почему бы не забрать его себе?
Он замедляет шаги, аккуратно обходит лужи, перекатывается с пальцев на пятки, чтобы заглушить звук своих обитых металлом ботинок по асфальту в переулке. Вынимать пистолет окажется слишком шумно – его куртка, и всё такое – поэтому Герк тянется к ножу в кармане. Шорох вытащенного клинка едва слышим сквозь звуки, издаваемые тем засранцем, лапающим своими грязными ручонками его мальчика.
- Только попробуй укусить, Чарли, и я всажу пулю тебе в живот. Ох, да, вот так. Нет-нет, опусти руки, даже не думай…
Герк в раздражении закатывает глаза – ну реально, у шайки Ганнибала сегодня акция отправь-неумеху-на-работу? – и уведомляет о своем присутствии:
- Вот тебе урок от профессионала, сынок, - говорит он, выходя из тени. – По ГОСТу ты сначала должен его завалить, а потом уже снять другую проститутку для празднования.
И когда парень поднимает на него глаза – во взгляде сквозит удивление, а с губ срывается вопросительное «Страйкер?» - Герк пользуется моментом.
И делает то, что должен был сделать этот придурок в тот момент, когда увидел Чарли: прижимает его к стене, удерживая на месте, и вскрывает тому горло.
Это грязный способ убийства, но чертовски быстрый, и Чарли лишь в изумлении оседает на задницу, артериальная кровь из падающего тела заливает его с головы до ног. Красные брызги крови на его бледной коже, кажущейся почти белой в свете неоновой вывески того бара, у которого, вероятно, пацан сегодня работал – вашу мать, это ли не прекрасно?
«Сфокусируйся», - приказывает Герк самому себе и вытирает нож о рукав мертвеца.
- Эй, кого убил Ганнибал Чау? – спрашивает Герк, слегка пихая пацана носком ботинка.
Но Чарли просто приобретает странный зеленоватый оттенок и не произносит ни слова, и Герк, с очередным вздохом раздражения, приседает рядом. Он не сомневается в том, что сейчас последует, и он прав. Он придерживает парня за плечи, пока тот выворачивает содержимое своего желудка на асфальт в переулке, закашливаясь после глубоких вздохов. Он даже поглаживает его спину.
Не потому, что он заботится – говорит он сам себе – а потому, что пацан должен скорее прийти в себя.
- Стоять можешь? – спрашивает он тихо – окей, возможно, даже шепчет, но просто потому, что еще после той ночи он понял, что парень отзывчив к мельчайшим проявлениям поддержки.
Чарли вначале кивает, а потом отрицательно качает головой:
- Тебе-то что с того, старик? – он пытается звучать «по-крутому», но он просто напуганный маленький мальчик.
Герк не приминает добавить: напуганный маленький мальчик, который все еще носит его жетоны.
«С возрастом ты становишься сентиментальным» - думает он про себя, но все же подхватывает парня под потные подмышки и вздергивает его на ноги. – Пошли, Чарли. Пока я не разобрался, что к чему, мы спрячем тебя в безопасном месте.
Перед тем, как уйти, он забирает ствол того головореза, любуясь зрелищем того, как шлюшка – твой сын, засранец! – пинает мертвеца в лицо напоследок. И уж, конечно же, совсем неправильно наслаждаться тем, как пацан – твой пацан – прижимается к нему, сидя на байке, но Герк считает, что здесь некого винить.
Он не знал Чарли Эврику в детстве.
Он не воспитывал этого ребенка. И у него нет никаких… воспоминаний. Так что это даже не педофилия или что-то в этом роде.
Сколько общего в их ДНК?
Неужели это так неправильно?
Герк направляется в своё любимое убежище, находящееся на окраине города в относительно богатом районе. Полиция здесь более исполнительная, и это придержит на какое-то время тупых гончих собак Ганнибала. Не навсегда, конечно, но день-другой будет точно безопасен.
Когда Герк въезжает в громадный гараж, Чарли выпрямляется и оглядывается с таким видом, словно он проснулся на Марсе.
- Что это, к чертям, такое? – спрашивает он, одновременно злой и напуганный.
- Это, Чарли, - говорил Герк и заглушает двигатель, опуская ноги на красный бетонный пол, - третий или четвертый дом одного засранца, который называет себя инвестиционным банкиром и проводит большую часть своего времени в Гонконге или Токио, и который не вернется сюда еще, по меньшей мере, месяц.
- И кто он?
«Твой дядя», - но Герк сдерживает смех. – Не важно, - и он не может удержаться, чтобы не протянуть руку, помогая пацану слезть с байка. – Я представлю тебя его душу. Самая охеренная вещь, которую ты видел в своей жизни.
Чарли слегка улыбается. Как и в ту ночь, к нему возвращается грациозность, когда он, принимая протянутую руку, слезает с байка – и нет, мать вашу, Герк делает так лишь потому, что не хочет, дабы тот испачкал кровью кожаное сиденье.
- Хмм, даже лучше твоего члена? – мурлычит парень и, почти что виляя бедрами, направляется к ступеням в дом.
И та маленькая часть души Герка, которая каким-то чудесным, невообразимым образом еще жива, сжимает зубы и начинает просчитывать: может ли он по-прежнему трахать этого пацана или как?
+++
Чак уверен, что не задремал по пути сюда – где бы это «сюда» ни находилось – но сейчас, стоя на красивом мраморном полу, глядя на кованые элементы мебели, позолоченную сантехнику и прочие атрибуты роскоши вокруг, он не может вспомнить дорогу. Он помнил лишь, как сжимал руки вокруг талии этого чувака, прижимался к его спине, чувствовал мгновенное сокращение мышц под своей щекой.
Это было…
Но где он вообще, вашу мать?
- Прими душ, смой кровь, - говорит этот тип, из стеклянной душевой кабины позади них уже поднимается пар. Он достает откуда-то металлическое мусорное ведро – словно он здесь как у себя дома, словно он знает здесь всё – и ногой подпихивает его к Чаку. – Всю свою одежду – сюда, сейчас же. Но оставь обувь. Подобрать новую обувь всегда проблематично.
Чак собирается безоговорочно послушаться приказа, но потом замирает, уже схватившись руками за ворот своей окровавленной футболки:
- А что насчет тебя?
Этот засранец, вытащивший его из переулка, наконец, бросает взгляд на свою собственную куртку, один рукав которой потемнел от артериального фонтана.
Чак чувствует, как его снова подворачивает от одного лишь вида.
Он видел мертвецов прежде, видел убитых, но в этот раз всё было иначе. Это убийство не было со злости, со страха или просто по случайности. Этот тип, этот его клиент просто напал, словно хищник, словно какая-то гребанная кобра. Причем казалось, что ему было даже скучно.
- В мусорку, - соглашается тот и сбрасывает куртку, словно змея кожу.
Чаку неловко раздеваться. За свою короткую, жалкую карьеру он представал обнаженным перед десятками, если не сотнями, незнакомых парней. Он бывал в ужасных ванных комнатах, в красивых ванных комнатах, в красивых домах, которые выглядели так, словно шли в комплекте с гувернантками, шелковыми простынями и домоуправляющими. Всё, что он делает сейчас, он делал прежде.
Но именно сейчас, с одними лишь висящими отцовскими жетонами на шее, он чувствовал себя по-настоящему голым.
Наверное, всё дело в его глазах. У этого чувака был самый острый взгляд этих слишком ярких как для убийцы глаз. И они казались ему странно знакомыми. Будто…
- Как тебя зовут? – говорит Чак, эти глаза сощуриваются в ответ.
- Какое тебе дело? – спрашивает его клиент, его спаситель или кто он там, к чертям, такой.
- Если твоя доисторическая задница собирается таскать меня за собой, мне хотя бы надо называть тебя как-то, - Чак пристально глядит в ответ.
Чувак не отвечает, а вместо этого снимает свою рубашку – как оказалось, кровь попала даже на неё.
И Чак вздрагивает.
- Святые угодники…
В ту ночь, когда они трахались, ему не удалось рассмотреть клиента как следует. Слишком темно, слишком много других вещей, требующих внимания. Но это? Как Чак не заметил это раньше?
Старый ублюдок весь в шрамах, его спину пересекает множество тонких белых линий. Есть там и парочка татуировок. В черном цвете, старые и поблекшие. И ничто из этого не должно быть таким сексуальным, но…
Их взгляды встречаются.
И это не Чак, кто отводит взгляд первым.
- Иди уже в душ, Чарли, - говорит тип, указывая пальцем через голое, мускулистое плечо на запотевшее стекло кабинки, и подбирает мусорное ведро. – Когда я вернусь, я не хочу видеть на тебе ни капли красного.
- Подожди! – говорит Чак и хватает его за руку прежде, чем может себя остановить. Этот тип приподнимает бровь. Чарли судорожно сглатывает. Твою мать. – Я… куда ты идешь?
Чувак снова окидывает его взглядом, отставляет в сторону ведро. Облокачивается о туалетный столик и возводит глаза к потолку.
- Никто не найдет нас здесь этой ночью, детка, и никто не причинит тебя вреда, пока ты со мной.
- Почему? – Чак сглатывает.
- Почему? Потому что они абсолютно не беспокоились по поводу убийства одной тощезадой проститутки…
- …Эй!
- …но они дважды подумают, прежде чем связаться со мной. Торчи рядом и будешь в порядке.
Он говорит грубо и отнюдь не любезничает, но Чак по-прежнему хочет дать себе мысленный пинок из-за того, насколько лучше он начинает себя чувствовать.
- Эй, козел! – кричит он, когда этот тип снова делает попытку уйти. – Как я могу «торчать рядом», если ты оставляешь меня одного?
- Верно подмечено.
И тот снова устраивается у столика, махая ему рукой, словно бы прогоняя в душ.
Одного.
Какого хрена?
- А ты не идешь? – он улыбается той улыбкой, которая всегда действует на парней. – Я могу потереть тебе спину, папочка.
Эти голубые глаза лениво моргают в заполнившем комнату паре, эти челюсти сжимаются, но мужик не двигается и на миллиметр.
- Будто бы я всуну свой член шлюхе, если этого не требует работа, - он устало вздыхает.
По пути в душ Чак старается хлопнуть дверью как можно сильнее.
Стекло не разбивается.
Этот чувак даже на него не смотрит.
Это своего рода разочарование.
Он запрокидывает голову назад и полощет рот теплой водой, пытаясь избавиться от привкуса собственной рвоты. Блять, он ненавидит, когда его тошнит, а его желудок начинает уже переваривать сам себя. Надо надеяться, этот конспиративный дом идет в комплекте с едой. Еда бы сейчас была как можно кстати.
Когда он закончил, этот тип кидает ему халат и снова поднимает ведро.
- Полегчало, пацан? – спрашивает он и выходит из комнаты.
Чак почти поскальзывается на мраморном полу, пытаясь за ним угнаться.
Они несут вещи в гараж – спринклерная система пожаротушения реагирует на пламя, не на дым – и обливают их бензином. Отходят поодаль. Поджигают.
И где-то посредине всего этого процесса – между душем, прогулкой вниз и стоянием босиком в лучшем гараже, который он когда-либо видел, наблюдая, как некий киллер сжигает его вещи – мозги Чака приходят в себя и этого достаточно, чтобы разобраться в кое-чем из этого дерьма.
Сегодня вечером. Тот парень, который пытался убить его. Этот парень, который спас его, у которого под курткой находился ствол, «если этого не требует работа»…
- Ты должен был убить меня, - тихо говорит он, и разочарование начинает пощипывать его глаза, его нос. А возможно, это просто бензинная вонь. – Вот почему ты снял меня на всю ночь.
- Да.
- Но ты не убил меня.
- Очевидно.
- Ты оставил наличку и…
- …и ты должен был покинуть город, - хмыкает тип. – Думаю, ты так же плох в выполнении приказов, как и я.
Чак злится, хотя и не знает точно, почему.
- Эй, а какое тебе дело?
- Никакого, Чарли, - и чувак протягивает руку, вытаскивает жетоны из-под халата прежде, чем Чак может его остановить, - Хансен, кроме того, что ты теперь моя проблема.
Чарли отпихивает его руку.
- Отъебись, старик. Моя фамилия Бентон, а не Хансен.
- И зачем ты тогда носишь жетоны Геркулеса Хансена? Отштамповал это дерьмо где-то в центре города? Или стащил из магазина закладных товаров, думая, что с ними будешь выглядеть крутым?
- Отъебись, - снова говорит он, по-настоящему обиженный, прижимает папины жетоны обратно к груди и плотнее запахивает ворот халата. Нехорошо. Нехорошо от слова «вообще». – У тебя нет никакого права…
- Пока я не разберусь, почему за твою голову назначили награду, которая включает и меня, Чарли, твоя жизнь, и всё, что с нею связано – моя, - говорит тот.
Униженный, он кивает и поворачивает взгляд к умирающим языкам пламени, облизывающим края металлического мусорного ведра.
И он вспоминает кое-что…
- Тот парень, в переулке, он…
- Что - «он»?
- Он назвал тебя Страйкер.
Тот молчит какое-то мгновение, а потом начинает хохотать.
- Да, большинство из них знает меня под этим именем. И что? Давай, используй его, если хочешь.
- Это охеренно тупое прозвище – Страйкер.
- Не тупее Эврики, маленький Хансен. И кто, блять, только выдумал его для тебя?
Но огонь затухает, а Чак все еще мокрый, и ему становится холодно. Холодно, как в том переулке. Холодно, как от асфальта под коленями, как от ствола пушки у его шеи, и…
И что с того, если он, возможно, льнет к этому типу, к этому Страйкеру? Он теплый, а эта восхитительная обнаженная кожа так и просит о прикосновении. И он даже слегка сдвигается, подпуская Чака ближе, разрешая руке обвиться вокруг его плечей.
- Спасибо, - шепчет Чак. – За то, что не дал ему убить меня.
- А ведь ты будешь той еще занозой в заднице, не так ли, Чарли?
- Чак Бентон, - поправляет он, и, удивляясь, что его еще не отпихнули, придвигается даже ближе. – Моё имя Чак Бентон, ты, ископаемое.
- Чак Бентон, - повторяет Страйкер и поглаживает его плечо огрубевшими от оружия пальцами. – Конечно, пацан, как скажешь.
При этих словах Чак замирает. Никто никогда…
«Козел», - напоминает он сам себе. Это ведь не значит, что Страйкеру не всё равно.
Да и с чего бы?
Автор: Sonora
Переводчик: angry freckled Aussie (Desert Eagle)
Рейтинг: R
Размер: макси
Статус: в процессе перевода
Пейринг: Геркулес Хансен/Чак Хансен; Ганнибал Чау/Ньютон Гайслер
Персонажи: Тендо Чои, Чак Хансен, Герк Хансен, Ганнибал Чау, Ньютон Гайслер, Мако Мори, Стэкер Пентекост
Жанр: AU, Современность, Детектив, Экшн
Предупреждения: Инцест, Смерть персонажа, Графическое описание насилия, Нецензурная лексика
Саммари: Геркулес Хансен – самый опасный киллер Сиднея. Неважно кто, неважно когда: он всегда добирался до цели. Но когда он обнаруживает, что его следующим заказом является его сын, он поступается принципам и оставляет сорванца в живых. Как оказалось, это решение повлекло куда более серьезные последствия как для него, так и для Чака.
И не то, чтобы из-за этого он перестал трахать парня или что-то в этом роде.
Или вкратце: фанфик, в котором Герк – киллер, Чак – проститутка, а Ганнибал Чау по-прежнему заведует черным рынком кайдзю.
Предыдущие части
читать дальше+++
День у Герка не задался с самого начала.
И проблемы только усугублялись с течением времени.
Он - независимый подрядчик, так всегда было и всегда будет. Его услуги продаются только лицам, предложившим наивысшую цену, и такая схема его устраивает.
Ну и что с того, что он не устранил свою цель? Это его прерогатива. И та штука баксов тоже: это аванс, денежный вклад, вне зависимости от того, каким будет исход.
Ради этого не стоит пытаться его убивать.
Но именно так и началось его утро: с кричащей девушки, которую он подцепил прошлой ночью; с парочки татуированных головорезов Ганнибала, вытаскивающих его из спутанных простыней; с пистолетов, направленных ему в лицо.
Он вздохнул, потому что можно было обойтись и без всего этого дерьма. Даже через десять лет криминальной деятельности этого грёбаного ублюдка в городе, Герк действительно не был уверен: либо Ганнибал специально натравливал своих людей вот так, либо это его просто забавляло. Ганнибал – странный тип, в этом сомневаться не приходилось. И, кстати, такое действительно раздражает, особенно если ты голый, в постели с не факт что совершеннолетним партнером, а на часах лишь семь утра.
- Послушайте, парни, я могу вернуть вашему боссу оплату…
- Его не волнует оплата! – прокричал шкаф номер один.
- Ему нужен результат! – добавил шкаф номер два, встряхивая девицу.
Какая-то университетская шлюха. И хотя Герк никогда не берет таких девчонок, но вчера ночью он перебрал с текилой. Плохая идея, это уж точно, но даже пьяный он никогда не приводит таких чик в свои квартиры.
- Отпустите девушку, - вздохнул он и провел ладонью по болящим вискам. – Что же вы, начнете убивать детей за пределами Сиднейского университета? Я уверен, что местная полиция особенно будет благодарна вашему боссу за такое.
Головорезы обменялись взглядами. Видимо, речь их озадачила.
Чертовы импортированные из Гонконга горы мышц.
- Герк…, - прошептала она, один из шкафов схватил её за волосы.
Он улыбнулся ей. Той улыбкой, которая всегда наводила ужас на девочек.
- Не бойся, малышка, они, скорее всего, выстрелят тебе в голову. Будет совсем не больно.
А затем она начала орать, что есть мочи, биться и вырываться, и выделывать такие финты, которые при других обстоятельствах могли бы быть даже забавными.
Ну а в этих обстоятельствах Герк этим воспользовался.
С похмельем или без, но свернуть шею одному и всадить две пули прямо в сердце другому оказалось делом легким. Четыре секунды – и готово.
- Спасибо за отвлекающий маневр, детка, - прошептал он, поцеловал её в щеку и стащил с её плеч свою рубашку.
Оставив эту чертову девицу, он направился к выходу, надевая одежду по пути и пробираясь сквозь бегающих по лестнице соседей.
Направляясь в одно из своих убежищь, чтобы сменить одежду на другую, не пахнущую сексом и сиреневым парфюмом – эти чертовы дилетанты даже не додумались что-то сделать с его байком, это же оскорбление, и чем только думал Ганнибал, посылая их к нему – Герк проворачивал в голове возможные варианты событий.
Первое: Ганнибал лишь пытался сделать ему предупреждение, что-то вроде «не вздумай напортачить снова, Страйкер».
Второе: Ганнибал действительно жаждал его смерти.
В таком случае это означало, что здесь замешано кое-что большее, чем он думал изначально. Ни одна уличная шлюха не стоит того, чтобы убивать лучшего киллера на восточном побережье.
Где-то в промежутке между душем и кроватью, Герк решил, что надо бы проверить, как там парень.
Он и нашел его двумя часами позже, стоящего на коленях в аллее, к его голове был приставлен пистолет, а его губы обхватывали чей-то член.
Герк ясно понимает, что вот сейчас ему только ревности и не хватало.
Симпатичный мелкий сорванец этот Чарли Эврика. Почему бы не забрать его себе?
Он замедляет шаги, аккуратно обходит лужи, перекатывается с пальцев на пятки, чтобы заглушить звук своих обитых металлом ботинок по асфальту в переулке. Вынимать пистолет окажется слишком шумно – его куртка, и всё такое – поэтому Герк тянется к ножу в кармане. Шорох вытащенного клинка едва слышим сквозь звуки, издаваемые тем засранцем, лапающим своими грязными ручонками его мальчика.
- Только попробуй укусить, Чарли, и я всажу пулю тебе в живот. Ох, да, вот так. Нет-нет, опусти руки, даже не думай…
Герк в раздражении закатывает глаза – ну реально, у шайки Ганнибала сегодня акция отправь-неумеху-на-работу? – и уведомляет о своем присутствии:
- Вот тебе урок от профессионала, сынок, - говорит он, выходя из тени. – По ГОСТу ты сначала должен его завалить, а потом уже снять другую проститутку для празднования.
И когда парень поднимает на него глаза – во взгляде сквозит удивление, а с губ срывается вопросительное «Страйкер?» - Герк пользуется моментом.
И делает то, что должен был сделать этот придурок в тот момент, когда увидел Чарли: прижимает его к стене, удерживая на месте, и вскрывает тому горло.
Это грязный способ убийства, но чертовски быстрый, и Чарли лишь в изумлении оседает на задницу, артериальная кровь из падающего тела заливает его с головы до ног. Красные брызги крови на его бледной коже, кажущейся почти белой в свете неоновой вывески того бара, у которого, вероятно, пацан сегодня работал – вашу мать, это ли не прекрасно?
«Сфокусируйся», - приказывает Герк самому себе и вытирает нож о рукав мертвеца.
- Эй, кого убил Ганнибал Чау? – спрашивает Герк, слегка пихая пацана носком ботинка.
Но Чарли просто приобретает странный зеленоватый оттенок и не произносит ни слова, и Герк, с очередным вздохом раздражения, приседает рядом. Он не сомневается в том, что сейчас последует, и он прав. Он придерживает парня за плечи, пока тот выворачивает содержимое своего желудка на асфальт в переулке, закашливаясь после глубоких вздохов. Он даже поглаживает его спину.
Не потому, что он заботится – говорит он сам себе – а потому, что пацан должен скорее прийти в себя.
- Стоять можешь? – спрашивает он тихо – окей, возможно, даже шепчет, но просто потому, что еще после той ночи он понял, что парень отзывчив к мельчайшим проявлениям поддержки.
Чарли вначале кивает, а потом отрицательно качает головой:
- Тебе-то что с того, старик? – он пытается звучать «по-крутому», но он просто напуганный маленький мальчик.
Герк не приминает добавить: напуганный маленький мальчик, который все еще носит его жетоны.
«С возрастом ты становишься сентиментальным» - думает он про себя, но все же подхватывает парня под потные подмышки и вздергивает его на ноги. – Пошли, Чарли. Пока я не разобрался, что к чему, мы спрячем тебя в безопасном месте.
Перед тем, как уйти, он забирает ствол того головореза, любуясь зрелищем того, как шлюшка – твой сын, засранец! – пинает мертвеца в лицо напоследок. И уж, конечно же, совсем неправильно наслаждаться тем, как пацан – твой пацан – прижимается к нему, сидя на байке, но Герк считает, что здесь некого винить.
Он не знал Чарли Эврику в детстве.
Он не воспитывал этого ребенка. И у него нет никаких… воспоминаний. Так что это даже не педофилия или что-то в этом роде.
Сколько общего в их ДНК?
Неужели это так неправильно?
Герк направляется в своё любимое убежище, находящееся на окраине города в относительно богатом районе. Полиция здесь более исполнительная, и это придержит на какое-то время тупых гончих собак Ганнибала. Не навсегда, конечно, но день-другой будет точно безопасен.
Когда Герк въезжает в громадный гараж, Чарли выпрямляется и оглядывается с таким видом, словно он проснулся на Марсе.
- Что это, к чертям, такое? – спрашивает он, одновременно злой и напуганный.
- Это, Чарли, - говорил Герк и заглушает двигатель, опуская ноги на красный бетонный пол, - третий или четвертый дом одного засранца, который называет себя инвестиционным банкиром и проводит большую часть своего времени в Гонконге или Токио, и который не вернется сюда еще, по меньшей мере, месяц.
- И кто он?
«Твой дядя», - но Герк сдерживает смех. – Не важно, - и он не может удержаться, чтобы не протянуть руку, помогая пацану слезть с байка. – Я представлю тебя его душу. Самая охеренная вещь, которую ты видел в своей жизни.
Чарли слегка улыбается. Как и в ту ночь, к нему возвращается грациозность, когда он, принимая протянутую руку, слезает с байка – и нет, мать вашу, Герк делает так лишь потому, что не хочет, дабы тот испачкал кровью кожаное сиденье.
- Хмм, даже лучше твоего члена? – мурлычит парень и, почти что виляя бедрами, направляется к ступеням в дом.
И та маленькая часть души Герка, которая каким-то чудесным, невообразимым образом еще жива, сжимает зубы и начинает просчитывать: может ли он по-прежнему трахать этого пацана или как?
+++
Чак уверен, что не задремал по пути сюда – где бы это «сюда» ни находилось – но сейчас, стоя на красивом мраморном полу, глядя на кованые элементы мебели, позолоченную сантехнику и прочие атрибуты роскоши вокруг, он не может вспомнить дорогу. Он помнил лишь, как сжимал руки вокруг талии этого чувака, прижимался к его спине, чувствовал мгновенное сокращение мышц под своей щекой.
Это было…
Но где он вообще, вашу мать?
- Прими душ, смой кровь, - говорит этот тип, из стеклянной душевой кабины позади них уже поднимается пар. Он достает откуда-то металлическое мусорное ведро – словно он здесь как у себя дома, словно он знает здесь всё – и ногой подпихивает его к Чаку. – Всю свою одежду – сюда, сейчас же. Но оставь обувь. Подобрать новую обувь всегда проблематично.
Чак собирается безоговорочно послушаться приказа, но потом замирает, уже схватившись руками за ворот своей окровавленной футболки:
- А что насчет тебя?
Этот засранец, вытащивший его из переулка, наконец, бросает взгляд на свою собственную куртку, один рукав которой потемнел от артериального фонтана.
Чак чувствует, как его снова подворачивает от одного лишь вида.
Он видел мертвецов прежде, видел убитых, но в этот раз всё было иначе. Это убийство не было со злости, со страха или просто по случайности. Этот тип, этот его клиент просто напал, словно хищник, словно какая-то гребанная кобра. Причем казалось, что ему было даже скучно.
- В мусорку, - соглашается тот и сбрасывает куртку, словно змея кожу.
Чаку неловко раздеваться. За свою короткую, жалкую карьеру он представал обнаженным перед десятками, если не сотнями, незнакомых парней. Он бывал в ужасных ванных комнатах, в красивых ванных комнатах, в красивых домах, которые выглядели так, словно шли в комплекте с гувернантками, шелковыми простынями и домоуправляющими. Всё, что он делает сейчас, он делал прежде.
Но именно сейчас, с одними лишь висящими отцовскими жетонами на шее, он чувствовал себя по-настоящему голым.
Наверное, всё дело в его глазах. У этого чувака был самый острый взгляд этих слишком ярких как для убийцы глаз. И они казались ему странно знакомыми. Будто…
- Как тебя зовут? – говорит Чак, эти глаза сощуриваются в ответ.
- Какое тебе дело? – спрашивает его клиент, его спаситель или кто он там, к чертям, такой.
- Если твоя доисторическая задница собирается таскать меня за собой, мне хотя бы надо называть тебя как-то, - Чак пристально глядит в ответ.
Чувак не отвечает, а вместо этого снимает свою рубашку – как оказалось, кровь попала даже на неё.
И Чак вздрагивает.
- Святые угодники…
В ту ночь, когда они трахались, ему не удалось рассмотреть клиента как следует. Слишком темно, слишком много других вещей, требующих внимания. Но это? Как Чак не заметил это раньше?
Старый ублюдок весь в шрамах, его спину пересекает множество тонких белых линий. Есть там и парочка татуировок. В черном цвете, старые и поблекшие. И ничто из этого не должно быть таким сексуальным, но…
Их взгляды встречаются.
И это не Чак, кто отводит взгляд первым.
- Иди уже в душ, Чарли, - говорит тип, указывая пальцем через голое, мускулистое плечо на запотевшее стекло кабинки, и подбирает мусорное ведро. – Когда я вернусь, я не хочу видеть на тебе ни капли красного.
- Подожди! – говорит Чак и хватает его за руку прежде, чем может себя остановить. Этот тип приподнимает бровь. Чарли судорожно сглатывает. Твою мать. – Я… куда ты идешь?
Чувак снова окидывает его взглядом, отставляет в сторону ведро. Облокачивается о туалетный столик и возводит глаза к потолку.
- Никто не найдет нас здесь этой ночью, детка, и никто не причинит тебя вреда, пока ты со мной.
- Почему? – Чак сглатывает.
- Почему? Потому что они абсолютно не беспокоились по поводу убийства одной тощезадой проститутки…
- …Эй!
- …но они дважды подумают, прежде чем связаться со мной. Торчи рядом и будешь в порядке.
Он говорит грубо и отнюдь не любезничает, но Чак по-прежнему хочет дать себе мысленный пинок из-за того, насколько лучше он начинает себя чувствовать.
- Эй, козел! – кричит он, когда этот тип снова делает попытку уйти. – Как я могу «торчать рядом», если ты оставляешь меня одного?
- Верно подмечено.
И тот снова устраивается у столика, махая ему рукой, словно бы прогоняя в душ.
Одного.
Какого хрена?
- А ты не идешь? – он улыбается той улыбкой, которая всегда действует на парней. – Я могу потереть тебе спину, папочка.
Эти голубые глаза лениво моргают в заполнившем комнату паре, эти челюсти сжимаются, но мужик не двигается и на миллиметр.
- Будто бы я всуну свой член шлюхе, если этого не требует работа, - он устало вздыхает.
По пути в душ Чак старается хлопнуть дверью как можно сильнее.
Стекло не разбивается.
Этот чувак даже на него не смотрит.
Это своего рода разочарование.
Он запрокидывает голову назад и полощет рот теплой водой, пытаясь избавиться от привкуса собственной рвоты. Блять, он ненавидит, когда его тошнит, а его желудок начинает уже переваривать сам себя. Надо надеяться, этот конспиративный дом идет в комплекте с едой. Еда бы сейчас была как можно кстати.
Когда он закончил, этот тип кидает ему халат и снова поднимает ведро.
- Полегчало, пацан? – спрашивает он и выходит из комнаты.
Чак почти поскальзывается на мраморном полу, пытаясь за ним угнаться.
Они несут вещи в гараж – спринклерная система пожаротушения реагирует на пламя, не на дым – и обливают их бензином. Отходят поодаль. Поджигают.
И где-то посредине всего этого процесса – между душем, прогулкой вниз и стоянием босиком в лучшем гараже, который он когда-либо видел, наблюдая, как некий киллер сжигает его вещи – мозги Чака приходят в себя и этого достаточно, чтобы разобраться в кое-чем из этого дерьма.
Сегодня вечером. Тот парень, который пытался убить его. Этот парень, который спас его, у которого под курткой находился ствол, «если этого не требует работа»…
- Ты должен был убить меня, - тихо говорит он, и разочарование начинает пощипывать его глаза, его нос. А возможно, это просто бензинная вонь. – Вот почему ты снял меня на всю ночь.
- Да.
- Но ты не убил меня.
- Очевидно.
- Ты оставил наличку и…
- …и ты должен был покинуть город, - хмыкает тип. – Думаю, ты так же плох в выполнении приказов, как и я.
Чак злится, хотя и не знает точно, почему.
- Эй, а какое тебе дело?
- Никакого, Чарли, - и чувак протягивает руку, вытаскивает жетоны из-под халата прежде, чем Чак может его остановить, - Хансен, кроме того, что ты теперь моя проблема.
Чарли отпихивает его руку.
- Отъебись, старик. Моя фамилия Бентон, а не Хансен.
- И зачем ты тогда носишь жетоны Геркулеса Хансена? Отштамповал это дерьмо где-то в центре города? Или стащил из магазина закладных товаров, думая, что с ними будешь выглядеть крутым?
- Отъебись, - снова говорит он, по-настоящему обиженный, прижимает папины жетоны обратно к груди и плотнее запахивает ворот халата. Нехорошо. Нехорошо от слова «вообще». – У тебя нет никакого права…
- Пока я не разберусь, почему за твою голову назначили награду, которая включает и меня, Чарли, твоя жизнь, и всё, что с нею связано – моя, - говорит тот.
Униженный, он кивает и поворачивает взгляд к умирающим языкам пламени, облизывающим края металлического мусорного ведра.
И он вспоминает кое-что…
- Тот парень, в переулке, он…
- Что - «он»?
- Он назвал тебя Страйкер.
Тот молчит какое-то мгновение, а потом начинает хохотать.
- Да, большинство из них знает меня под этим именем. И что? Давай, используй его, если хочешь.
- Это охеренно тупое прозвище – Страйкер.
- Не тупее Эврики, маленький Хансен. И кто, блять, только выдумал его для тебя?
Но огонь затухает, а Чак все еще мокрый, и ему становится холодно. Холодно, как в том переулке. Холодно, как от асфальта под коленями, как от ствола пушки у его шеи, и…
И что с того, если он, возможно, льнет к этому типу, к этому Страйкеру? Он теплый, а эта восхитительная обнаженная кожа так и просит о прикосновении. И он даже слегка сдвигается, подпуская Чака ближе, разрешая руке обвиться вокруг его плечей.
- Спасибо, - шепчет Чак. – За то, что не дал ему убить меня.
- А ведь ты будешь той еще занозой в заднице, не так ли, Чарли?
- Чак Бентон, - поправляет он, и, удивляясь, что его еще не отпихнули, придвигается даже ближе. – Моё имя Чак Бентон, ты, ископаемое.
- Чак Бентон, - повторяет Страйкер и поглаживает его плечо огрубевшими от оружия пальцами. – Конечно, пацан, как скажешь.
При этих словах Чак замирает. Никто никогда…
«Козел», - напоминает он сам себе. Это ведь не значит, что Страйкеру не всё равно.
Да и с чего бы?
@темы: Slash, Dr. Newton Geiszler/Charlie Day, Chuck Hansen/Robert Kazinsky, Hercules Hansen/Max Martini, Hannibal Chau/Ron Perlman, Fanfiction, Raiting: R
-
-
08.12.2013 в 14:17- Стоять можешь? – спрашивает он тихо – окей, возможно, даже шепчет, но просто потому, что еще после той ночи он понял, что парень отзывчив к мельчайшим проявлениям поддержки.
омг
дико интересная аушка
-
-
08.12.2013 в 20:00очень нравятся все эти переплетение с каноном.
О, то ли еще будет!