[Амалль]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Sgt. Muck]

Ну так, коллажик принесла
Он очень большой, так что девиантом, если можно


Newmann Pacific Rim Art by ~RemiInfluence on deviantART

@темы: Collage, Dr. Newton Geiszler/Charlie Day, Dr. Hermann Gottlieb/Burn Gorman

---

[Laughing_Loki]

Коллеги, мы искали объекты для косплея Вот вам хуманизация егерей)

Подробно

@темы: Art

---

Арты с Тендо, плюс бонус - Ньют и Германн

[Amnezyna]

Внесу свой скромный вклад в принесение в сообщество наловленного по бескрайним просторам интернетов.
Потому что Тендо и так непростительно мало, поэтому хорошие арты с ним ценны вдвойне и даже втройне.

Все картинки раскрываются по клику в полноразмерный вариант.

Flamenco by Forestclover

+3

Living on a Prayer by bunnyluz

И fem!Тендо от уже знакомого нам артера Brigioto.

Lady Tendo Choi by Brigioto.

И Тендо от неизвестного автора (кажется, у нас ещё не было, если кто знает артера - скажите, пожалуйста).
Благодаря  Amalle автор установлен, копирайты возвращены на законное место.

© inushige

Плюс арты, принесённые  Amalle

+5

© gobigorgoextinct


© jazzmoth



© roboluvsunicorn

И по ссылке - с Максом и пончиками.


И не могла не донести бонусом science-brothers.

+1

Drifters by ipecac-ink

@темы: Art, Dr. Newton Geiszler/Charlie Day, Dr. Hermann Gottlieb/Burn Gorman, Tendo Choi/Clifton Collins Jr.

---

[Laughing_Loki]

Кажется, этого здесь еще не было)

Hey, let's go! Hey, let's go!
I'm happy as can be
Let's kill Kaiju, you and me
Ready, set, come on, let's go!

The army and the Jaegers too
All come out to play
They all want to explore
Blow monsters back to the depths all day

Look at all my many friends
Ready, set, let's go!

@темы: Art, Dr. Newton Geiszler/Charlie Day, Dr. Hermann Gottlieb/Burn Gorman, Chuck Hansen/Robert Kazinsky, Raleigh Becket/Charlie Hunnam, Mako Mori/Rinko Kikuchi, Marshal Stacker Pentecost/Idris Elba, Hercules Hansen/Max Martini, Aleksis Kaidanovsky/Heather Doerksen, Sasha Kaidanovsky/Robert Maillet, Tendo Choi/Clifton Collins Jr., Wei Tang Triplets/Charles Luu, Lance Luu, Mark Luu

---

Штукенции

[песнь дерева]

Доброго и удачного по возможности вечера.

Народ, вопрос немного внезапный, но сколько вы готовы выложить за разнообразные штуки: кружки, футболки, магниты и. т. п. С символикой PR, исессено.

запись создана: 25.08.2013 в 22:43

Вопрос: Что будете брать?

1. Футболку		71	(35.5%)
2. Кружку		43	(21.5%)
3. Магнит		20	(10%)
4. Брелок		32	(16%)
5. Кружку с проявляющимся рисунком		17	(8.5%)
6. Что-нибудь ещё?		17	(8.5%)
Всего:		200 Всего проголосовало: 104

@темы: Information

---

В продолжение

[Хевель]

В моем предыдущем посту с Егерями шла оживленная дискуссия о том, как Хорватия могла позволить себе Егеря и зачем он ей вообще, с требованиями обоснуя и всем прочим. Ок, чуваки, держите еще больше безобоснуйчика

и еще несколько

И маленькая просьба — покидайте в комменты авы по Рубежу, которые весят от 20 кб и ниже. Все которые я находила и здесь видела слишком тяжелые, не ставятся Отбой тревоги.

@музыка: Audra Mae-Forever Young

@настроение: )))

@темы: Collage, Art, Jaegers

---

AU-тур

[tier_wolf]

Название: «Сделать лучше»
Автор: Dick Grayson
Фэндом: Тихоокеанский рубеж
Персонажи: Йенси/Чак/Райли
Рейтинг: PG-13
Жанры: AU, ангст, флафф, юмор
Размер: драббл
Саммари: по непринятой заявке на AU-тур: Райли |(/)Чак или(и) Йенси|(/)Чак. Что если в начале фильма умер не Йенси, а Герк. Как бы повел себя Чак, потеряв отца и оставшись без второго пилота?

Райли следит за Чаком с тех пор, как тот начал наконец выходить из комнаты. Ненавязчиво следит, вполглаза, зная, как опасно вступать на эту - несомненно, чужую - территорию.
Чак держится хорошо.
Так сказал бы каждый, кто плохо знает Чака.
Райли сказал бы, что дела обстоят хуже некуда.

Движения Чака, раньше чёткие и нервно-быстрые, теперь смазанные, будто он не уверен, должен ли вообще что-то делать.
Но это не мешает ему за несколько минут расправиться со всеми партнёрами по рингу. Мако нервно комкает в руках листок. С каждым разом подбирать кандидатов становится всё сложнее. Не сказать, чтоб с самого начала многие захотели работать в паре с Хэнсеном... Но теперь и у них пропало всякое желание.

Чак, кажется, напрочь забыл, что ему нужно установить с кем-то дрифт.
Он видит противника и побеждает. Всегда побеждает.
Будь то кайдзю, или егерь, которого пришлось вести водиночку, или попавшие под руку кандидаты на дрифт-совместимость.
Однажды Райли видит, как из своего кабинета в слезах выбегает их штатный психолог, милая молоденькая американка. Райли не жалко девушку. Райли записывает на счёт Чака ещё одну бесполезную победу.

— Мне так чертовски жаль, — говорит он, однажды преграждая Чаку путь.
Теперь дело за малым — хорошая драка, и может быть, это поможет Хэнсену придти в себя.
Но Чак поднимает на него холодный взгляд, и молча отодвигает в сторону, собираясь уйти.
Райли ловит его за рукав.
— Так жаль, что ты не оправдал наших надежд и выбыл из строя, — пробует он по-другому. Но и этот удар не достигает цели.

Чак рассматривает его долго, придирчиво. Упирается раскрытой ладонью в грудь и толкает к стене, прижимаясь почти вплотную.
— У тебя там брат, Бэккет, — неожиданно зло шепчет Чак ему в лицо, неопределённо дёрнув головой в сторону жилых блоков, где должен сейчас быть Йенси. — Вот и вали к брату.

Взгляд у Чака такой болезненно-цепкий, а ресницы дрожат так часто, что Райли не удаётся себя убедить, что его только что просто банально послали.
И он позволяет Чаку уйти, потому что, кажется, ему самому нужно время на размышления.
А поговорить с братом и правда неплохая мысль.

*

— Мне так чертовски жаль, — говорит Йенси, и Чак кусает губы, потому что это уже похоже на форменное издевательство. — Я знаю, что тебе похуй. — проникновенно продолжает Бэккет. — Я знаю, что нихера не понимаю, что ты чувствуешь. И никогда не хотел бы понять.

— Чего тебе тогда надо? — спрашивает Чак, чувствуя, как неприятно саднит пересохшее горло.

— Я могу сделать лучше, — мягко произносит Йенси. И этот успокаивающий тон никак не вяжется с крепкими кулаками, сжимающими отвороты куртки Чака.

Чак проводит кончиком указательного пальца по рукаву Йенси, от своей груди до логотипа Джипси на чужой куртке, обводит его по кругу.

— Сделай, — соглашается он, глядя в глаза Бэккета.

*

Иногда Чак продолжает выпадать из реальности куда-то в свои воспоминания.
Йенси не задумывается, почему это происходит только во время секса. Есть секреты, о которых не стоит знать посторонним.
В такие моменты он толкает Райли кулаком в плечо, и тот понятливо кивает, сжимая зубы на загривке Чака.
Чак всегда зло шипит и вырывается, но зато возвращается обратно к ним.

— Скучаю по Страйкеру, — мимоходом признаётся Чак, когда они с Райли в очередной раз не могут поделить одеяло.
Райли сперва не обращает внимания, продолжая бороться за свою долю комфортного существования, но по задумчивому лицу Йенси понимает, что что-то пропустил.
— Мако, — предлагает Йенси и два недоумевающих взгляда останавливаются на нём.

— Девчонка-второй пилот, — растягивая губы в идиотской улыбке, заявляет Райли, — я бы не отказался от такого шанса.
— Да иди ты, — возмущается Чак, и пользуясь моментом, всё-таки получает одеяло в своё единоличное пользование.
— А что? Вы будете такой милой парочкой, я даже...
Крик возмущения, который издаёт Райли, получивший по лицу подушкой, не позволяет узнать окончание фразы.
— Я серьёзно, — повторяет Йенси, дождавшись, когда двое его мелких закончат возню и улягутся спокойно.
Райли насмешливо фыркает, а Чак кивает, подразумевая, что принял к сведению.

— Я и с девчонкой в напарниках всё равно надеру вам задницы... — неуверенно обещает он несколько минут спустя.
И Бэккеты синхронно обнимают его с двух сторон.

Вопрос: ?

1. +		42	(100%)
Всего:		42

@темы: Slash, Raiting: PG-13, Chuck Hansen/Robert Kazinsky, Raleigh Becket/Charlie Hunnam, Yancy Becket/Diego Klattenhoff, Fanfiction

---

я не совсем уверена, что это. Просто логичный вопрос с тумблера..

[valela]

Can someone explain to me why to remove this

from this

I have to do this

or I get this

but this motherfucker

can just rip this guy’s

brain out of a crappy bootleg drift and not kill him?

@темы: Art

---

Простите, не могу молчать.

[Хевель]

Кроссовер "Pacific Rim" с (!!!) Welcome to Night Vale вот тут — archiveofourown.org/works/933249. Не могу не поделится)
UPD. Еще один — heartlesskids.livejournal.com/12592.html)

запись создана: 20.08.2013 в 00:16

@музыка: Ramin Djawadi-Gipsy Danger

@настроение: контрольный

@темы: Dr. Newton Geiszler/Charlie Day, Dr. Hermann Gottlieb/Burn Gorman, Fanfiction, Information

---

Воплощение

[[Creeping Death]]

термина "кавайдзю". Чувствую себя обязанной поделиться с уважаемым сообществом

кликабельно до полного размера

(с)

@темы: Art, Gen

---

Some fan art

[JeeGri]

(c)

еще +7 артов в превью

(c)


(c)


(c)


(c)


(c)


(c)


(c)

Надеюсь, что без повторов

@темы: Art, Raleigh Becket/Charlie Hunnam, Mako Mori/Rinko Kikuchi, Yancy Becket/Diego Klattenhoff, Aleksis Kaidanovsky/Heather Doerksen, Sasha Kaidanovsky/Robert Maillet

---

[ksaS]

Для следящих за переводом "Бритвы Оккама" -готова шестая глава: "Простые числа и плохой совет"

Название - Occam's Razo
Автор - Blair Rabbi
Переводчик - _ksa
Пейринг - Герман Готлиб и Ньютон Гейзлер
Размер - у автора пока 33144 слова. и будет ещё.
Оригинал - здесь: archiveofourown.org/works/903924/chapters/18188...

Читать - тут: ksas.diary.ru/p190975429.htm

Или под катом:

Ему больно. В воде над ним светящейся спиралью закручивается голубая кровь. Монстр ранил его, больно, ужасно больно, он ослеплён, он не чувствует запах, тишина и холод воды не унимают боль. Он зовёт и жалуется сквозь чёрную воду и просит помощи у своих собратьев из улья. Они далеко, но он думает, что услышит ответ, он чувствует их в своём сознании. Он умирает. Ему нужно вернуться домой..., он должен принести еду к трещине, прежде чем умрёт. Тихий голос пытался его предупредить, но он не послушался. Он снова зовёт на помощь, чувствуя, как кровь вырывается из рассечённого горла. Он двигается сквозь темноту, ему страшно...


-
Вы сошли с ума! Это полный бред! Вы видели, что случилось, а теперь хотите заставить его пройти тест?! Вы намерены их угробить?! Это люди, а не машины, Джойс! Готлиб изумленно смотрит на людей, столпившихся вокруг него... не слишком, впрочем, их видя. Они все кричат друг на друга, почему-то о нём и Гейзлере. Он не слишком хорошо соображает под таким количеством обезболивающих - голова словно ватой набита. Интересно, что так важно... чем так важны он с Ньютоном, чтобы устраивать здесь такую склоку? В ногах его кровати как парочка верных стражей застыли близнецы Ватлей - незаслуженная честь... И психиатр тоже была здесь - такая высокая. И бесстрашно орала на сержанта
Джойса.
- Мы его не убили! Он удрал, а теперь это грозит экологической катастрофой. А вторая катастрофа, доктор Сендак, то, что общественность теперь в курсе возвращения кайдзю. А это означает массовую паранойю, истерику и вспышки насилия, если мы быстро не найдём зверя. А наши возможности в этом ограничены. Форт-2 тоже его ищет, но Гейзлер в дрифте сделает это быстрее. Эстер Сендак сделала шаг назад и замерла между близнецами, высоко вскинув подбородок и скрестив руки на груди: - Вы так уверены, что сможете найти ещё кого-то... Он считает, что в прошлый раз это была просто счастливая случайность. Не говоря уж о побочных эффектах дрифта...

Сквозь пелену медикаментозного тумана Готлиб отчаянно вслушивался в их слова. Самое важное, что он понял - Котик остался жив - и от этого он испытывал облегчение, которому сам ужасался.

Соня Ватлей, зло вздёрнув губу, сказало Джойсу: - Ньют ещё даже не возобновил занятия с Нитой. А Герману, конечно, немного лучше, но...

- Ни вы двое, ни Мелеро больше не отвечаете за подготовку команды учёных У вас скоро начнутся собственные задания, и вам станет не до этого.
- Что? - близнецы синхронно шагнули вперёд. Эстер, вскинув руки, поймала их за плечи.
- А кто тогда?
- Этим займётся инженер Балор Флуд, отвечающий за...
Соня бросилась к Джойсу, и Говарду пришлось спасти сержанта от атаки, перехватив сестру за талию.
- Этот гребаный психопат? Он по-прежнему ненавидит Ньюта за прошлое. И мы видели, как он сбил с ног Германа! Он злобный мудак, которому будет в кайф над ними издеваться!

Мысль об обучении у Балора напугала Готлиба, но голоса, чтобы возразить, у него всё равно не нашлось. Джойс устало пригладил редкие волосы: - Ватлей, вы и другие пилоты не могут нянчиться с ними вечно. Если они собираются быть рейджерами, они должны быть наравне со всеми. То, что они особый случай, не означает обращение в белых перчатках. Доктор Сендак! Я хочу, чтобы вы подключились параллельно с Балором к процессу обучения в качестве второго наставника. Нам нужно, чтобы они как можно скорее были готовы к пилотированию Оккама. Я доступно сформулировал?
Психиатр ответила ему хмурым взглядом. Когда она заговорила, в каждом чётко артикулированном слоге чувствовался сдерживаемый гнев: - Я решительно не согласна с таким
планом действий. Готлиб в слишком плохом состоянии, а Гейзлер до сих пор не оправился от смерти Шона Патрика. Не говоря уж о том, что они... специфически синхронизировались, и мы понятия не имеем, как подключение к кайдзю повлияет на них в Егере.

- У нас нет на это времени. Гейзлер хочет...
Герман оттолкнулся от постели и смог кое-как сесть - в ответ на резкое движение за левым глазом вспыхнула острая боль, но воюющие стороны разом прекратили боевые действия и удивлённо уставились на него.
- Где Ньютон? Пожалуйста, я бы хотел сейчас увидеть Ньютона...

Доктор Сендак быстро коснулась его ноги и заговорила - к его изумлению по-немецки, короткими рублеными фразами: - Я знаю. Он в своей комнате. Он спит. Вам тоже нужно спать.
- Я не понимаю, что произошло. С Ньютоном это тоже случилось? Он болен?
Джойс, нахмурившись, подошёл ближе к кровати: - Что он сейчас говорит? Он говорит о кайдзю?
Эстер ответила ему сердитым взглядом и, опустившись на колени, приблизила лицо к лицу Готлиба: - Вы помните Котика и Самсона? Вы и Ньют - оба чувствовали бой. Но вам досталось сильнее. Доктор Гейзлер был в лаборатории и испытал минимальное воздействие. Он почти в порядке. Я боюсь, что вам сейчас не нужно быть рядом. Я думаю, вы можете
активизировать боль для него - как петля обратной связи.
Из-за наркотической полудрёмы ему понадобилось несколько минут на расшифровку её слов. Наконец, он медленно кивнул. Соня мягко толкнула его назад в подушку.
- Спасибо. Мне хватит этого знания.
- Вы испытали дрифт-шок, доктор Готлиб. Это была интенсивная форма фантомной боли, и если вы поспите, всё станет гораздо лучше. Я собираюсь сделать сейчас что-то, что наверняка вас смутит, но на данный момент..
Он услышал, как она что-то негромко сказала Джойсу и моргнул, как сова, рассматривая свои руки. Соня осторожно обняла его, прижавшись лицом к шее. Он почувствовал запах пота и её слёзы на своей коже. Говард встал рядом и сжал его плечо. Доктор Сендак прикрепила что-то к металлическому поручню кровати. Готлиб уставился на предмет, пытаясь расшифровать его предназначение слипшимися от морфина остатками мозга.
- Это радионяня. Вторая в комнате Ньютона. Вы можете его слышать, - пояснила Эстер по-немецки.
Из маленькой белой коробочки шёл звук ровного дыхания. Через несколько вздохов - что-то вроде намёка на храп. Этот звук, который Готлиб не раз слышал на грязной стороне их общей лаборатории, сейчас казался невероятно успокаивающим. Напряжение вытекло из тела, и он ощутил, как веки наливаются тяжестью. Ему стало достаточно хорошо, чтобы не думать о Котике, Балоре и Бритве Оккама. Опускаясь под чёрную воду он слышал, как гудят где-то над ним голоса...

............................................................................
- Дерись! Атакуй его, а не пляши! Атакуй!
Готлиб отступил на шаг, тяжело опираясь на свой шест. Предполагалось, что он должен им драться, но без трости он с трудом держался на ногах. Гейзлер оглянулся на Балора, неловко держа перед собой собственный шест, стукнул им по шесту Готлиба - исключительно ради соблюдения приличий, поправил очки и опять обернулся к Балору.

Коротышка расхаживал вдоль матов, рядом с ним, внимательно следя за каждым их движением, стояла доктор Сендак - высокая и тёмная, с блокнотом в руке.

- Это не справедливо! Я не могу делать это с Германом! Почему бы нам не вернуться в симулятор?

- Зато ты прекрасно делал это с Шоном.

Ньютон оборонительно выставил руки: - Я-я... п-просто .... ч-что... - на трёх словах он заикнулся трижды.

Готлиб умоляюще посмотрел на Эстер, но она отвела взгляд.

- Калека даже не пытается! Просто стоит, как слепая индейка. Нападай!

Ньютон вздрогнул и виновато посмотрел на Германа: - Чувак ... Мне так жаль...

Готлиб прищурился и вдруг ощутил жар просыпающейся злости. Он едва увернулся от удара, направленного в плечо, пригнулся и одним плавным движением шеста подсёк ноги Гейзлера. Тот удивлённо посмотрел на него с мата и рассмеялся: - Это ... было ... потрясающе!

- Хорошо, очко в мою пользу.

- Офигенное очко в твою пользу!

Ньют поднялся на ноги и вернулся к своему неуклюжему кружению. Готлиб следил за его движениями, простраивая вероятные ходы. Связь между ними всё упрощала - он почувствовал приближение атаки, прикинул, что целью наверняка станут ноги, легко увернулся, когда Ньют попытался толкнуть его здоровое колено, присел, отклонив назад корпус - и довольно сильно приложил Гейзлера шестом по шее.

- Хорошая работа, Колченогий. Ты почти победил. И ты готов это позволить, идиот в чернилах? Врежь ему хоть раз!

Ньют был в панике. Готлиб чувствовал, что его партнёр боится Балора больше, чем он сам. Он начал нападение, от которого Готлиб уклонился, развернувшись на здоровой ноге и пропустил очередной удар - на этот раз в голову.

- Эй, Господи, Герман! Это больно! Как, черт возьми, ты это делаешь, не сходя с места?

- Ньютон, ты тратишь всю энергию на танцы. Твои движения легко предсказуемы.

- Ах, предсказуемы... Так!
Ньютон стремительно бросился на него, держа перед собой шест. Приподняв бровь, Герман сделал крошечный шажок в сторону, выставил шест на пути Гейзлера, так что тот, споткнувшись, совершил неуклюжее сальто и рухнул на маты. Готлиб, прихрамывая, подошёл к нему: - Победа моя, - улыбнулся он сверху вниз. Ньютон потряс кулаком в воздухе: -Потрясающе!

Балор подошёл к ним, недовольно сопя и, внезапно схватив с матов шест Ньюта, ткнул его тупым концом в живот. Судорожно выдохнув, Гейзлер скорчился в трясущийся мяч. Готлиб ощутил толчок боли собственным животом и обернулся к Балору, принявшему боевую стойку.

- Бесишься? Нравится, когда я делаю твоему парню так? - он сильно ударил Ньюта по ноге, - будешь драться со мной, Колченогий?

Герман почувствовал, как кровь прилила к лицу.

- Что, нет близняшек, чтобы защитить? Никто не бежит на помощь? Только я и ты. Ты и я - всё как в Егере.

Он ткнул, пытаясь попасть Ньюту в пах, и Герман отбил его шест, едва не упав от резкого движения. Ньютон посмотрел вверх и попытался выползти из-под скрестившихся палок. Балора он больше не интересовал, его слезящиеся красные глаза неотрывно смотрели на Германа. Он подтянул к себе шест, вернувшись в боевую стойку, пока Готлиб пытался поймать равновесие.

- Я знал, что ты найдёшь, как спасти ему это место.

Впервые Готлиб был настолько зол, что не знал, что сказать. Это было совершенно новое чувство - обычно спасали язвительность и сухой сарказм, но сейчас слов не осталось... только ярость, настолько горячая, что мир обугливался по краям. Он услышал голос Сендак, помогавшей встать Ньюту: - Флуд, ничего хорошего нет в том, что он потеряет контроль над собой!

- Хочу посмотреть, чего он стоит...

Сквозь красный туман гнева Готлиб подумал, что глупо давать волю эмоциям. Пожалуй, сейчас он и таблицу умножения не вспомнит... Он глубоко вздохнул, и попытался думать спокойно. Балор засмеялся и всё сузилось до трёх мыслей. Цель... шаг... удар! - он перенёс вес на здоровую ногу и держа шест, словно бейсбольную биту, ударил Балора в голову...
Вибрация от жёстко поставленного блока отозвалась болью в пальцах.

Не-а ... даже не рядом. Попробуй еще разок. Давай, без нянек, сам, как грёбаный рейджер, не замечая боли!

Балор оттолкнул шест Германа и стремительно ткнул его в больное бедро. Из-за волны адреналина он едва ощутил удар, и, качнувшись вперёд, обрушил свой шест на плечо Балора. Они упали на маты одновременно.

- Ха... Я чувствовал, что эту фею... можно развести на приличный удар...

Готлиб приподнялся на колени, и схватив шест двумя руками, пережал им горло Балора. Флуд смеялся, задыхаясь и брызжа ему в лицо слюной. Герман почти видел частицы смолы, вылетающие из его лёгких при каждом табачном выдохе. Герман надавил сильнее и инженер прохрипел, хватая ртом воздух: - И что сделаешь, ученичок? Задушишь меня? Вот прямо убьёшь?

Герман посмотрел на свои стиснутые руки. Ярость стремительно вытекала из его тощего тела - внезапно он понял, что плачет, и ослабил хватку: - Нет ... Я ... Я математик...

.......................................................................................

Ньютон осторожно отобрал у него шест и помог подняться на ноги. Эстер Сендак стояла над Балором, не предлагая ему помощи.

- Я думаю, Балор, что вы это заслужили. Вы издевались над ними и вам дали сдачу.

Балор широко улыбнулся, показав все прокуренные зубы: - Я... кха... этого и хотел. Ещё немного... кх-ха... и они научатся драться.

- Замечательно. Я рада, что вы довольны собой. Надеюсь, сломанная ключица тоже была частью вашего гениального плана?

Опираясь на шест Балор сел и ощупал ключицу. Через мгновение Герман понял, что натворил - и его вывернуло на маты остатками завтрака. Ньютон беспомощно похлопал его по спине: - Ох... Герман, уборщик не скажет тебе за это "спасибо".Он тоже выглядел бледно, но держался... Готлиб слышал, как Балор и Сендак продолжают спор, когда Гейзлер вёл его к
металлической скамье под оружейным стендом. - Эй, чувак ... не смей плакать, вот черт ... он этого не заслуживает.

- Das ist nicht wegen ihn. Das ist wegen mir selbst. Ich verabscheue Gewalt. Ich bin doch Wissenschaftler. <Это не из-за него. Это из-за себя. Мне омерзительно насилие. В конце-концов я учёный >/

Поколебавшись, Ньют положил ему на плечо руку и притянул ближе к себе. Когда он заговорил, голос звучал непривычно низко и уверенно: - Das ist keine Gewalt. Du bist natürlich Wissenschaftler, aber ein Wissenschaftler kann gelegentlich einem kleinen Giftmolch den Arschtritt verpassen. Das wird dich nicht ändern.

<Это не насилие. Ты, конечно, учёный, но даже учёный иногда может дать пинка мелкому гадёнышу. Ты от этого не изменишься...>

- Ты в этом уверен? Что, если кайдзю изменяют нас?

- Нет, серьёзно - ты Герман Готлиб и это не поменять. Просто ты адаптировался. Это инстинкт, как у животных. Трудно, конечно, но мы делаем всё, чтобы выжить. Четыре дня такой дрессировки кого угодно сведут с ума.

Готлиб кивнул, чувствуя себя немного лучше. Он вытер глаза, злясь, что позволил эмоциям взять верх.

- Серьезно. Это было круто. Ты пошел на него как ниндзя. Мои яйца и я у тебя в долгу.Герман не удержавшись, фыркнул и улыбнулся, пытаясь не рассмеяться в голос.

- Ха, я тебя рассмешил. Это надо записать.

...................................................................

- Завтра никаких тренировок. После того, что было сегодня, им нужен день на отдых.

Балор достал из сумки от ноутбука пачку сигарет, с трудом распечатал, пользуясь одной рукой, и закурил: - Прекрасно. Но на следующий день у них будет... кха... первый запуск в "Бритве". Они уже достаточно хороши в двойном симуляторе. И этот ублюдок должен помнить, как и что. Теперь я хочу посмотреть, как они на трёх ножках устоят в моей конструкции, так что пусть дрифтуют в реальном Егере.

Сендак наклонилась к нему так, что Готлиб с трудом расслышал её слова: - Балор, я начинаю думать, что вы мстите. Мне кажется, вы всерьёз пытаетесь кого-то убить. Это не вернёт вашего племянника.

Балор посмотрел на нее с такой ненавистью, что Герман почти ждал спонтанного возгорания: - Послезавтра они в него полезут. А если не смогут вести - я сделаю так, чтобы смогли. А теперь, простите, Ваша светлость, мне нужно в медчасть.

Он прошёл мимо них вразвалку, держась за повреждённое плечо, оставляя за собой след застарелой табачной вони...

..........................................................................

- Погибший пилот был...

Ньют убрал руку с плеча Готлиба и сел рядом, собравшись в комок, глядя передсобой: - Шон Патрик Флуд. Именно так он и получил эту работу. Конечно, Балор не хотел меня ему в напарники, он сам думал пилотировать с Шоном, он его учил. Я был захватчиком. А потом...

К ним подошла доктор Сендак и встала рядом, сложив на груди руки: - Мальчики... Мне так жаль... Я попытаюсь что-то сделать, но боюсь послезавтра тест в Оккаме.

Ньютон нервно засмеялся, его нога дёрнулась, на лбу стремительно выступил пот: - Конечно! После тонких уроков нашего тренера мы вполне готовы. Мы тут не просто скамейки штанами протираем!

Психиатр наклонилась к нему и осторожно положила руку на колено: - Доктор Гейзлер... У вас паническая атака?

Он с трудом сглотнул и Готлиб почувствовал, как паника сжимает его собственную грудь... казалось лёгкие склеились, а сердце трепыхается, словно пьяная колибри. Ньютон засмеялся высоко и истерично: - Нет ... нет... я в порядке! Это будет здорово! Возвращаемся в Оккама, и всё будет круто, как в прошлый раз!

Ньют коснулся мёртвой щеки, его горло сжалось настолько, что смех иссяк. Готлиб впервые был подключён к чужой панической атаке, и это было... ужасно. Невыносимое давление и абсолютная уверенность в том, что сейчас они оба умрут.

- Балор прав! Я опять это сделаю... Я угроблю и его! Я всегда всё порчу!

Сендак торопливо поднялась, озабоченно пробормотав: - Доктор Готлиб, попытайтесь его успокоить... Я принесу седативные. Я сейчас вернусь.

Герман смотрел ей вслед - ошеломлённый, задыхающийся, ощущающий собственной кожей чужую дрожь. Он обнял Ньютона и тот в ответ вцепился в него, словно в спасательный круг.

- Ньютон, ты слышишь меня? Простые числа ... Ньютон.

Позвольте мне рассказать вам об удивительном чуде - простых числах. Их ошеломляюще много в начале числовой оси - целых сорок процентов из первых десяти чисел - простые - это два, три, пять и семь ... Однако как только мы дойдём до десятизначных чисел, ситуация совершенно изменится - теперь простым числам отведено всего четыре процента... В стозначных же числах интервал между простыми составляет... (похоже, напряжение слегка отпустило Ньюта, дрожь уменьшилась...) - Именно с простыми числами связаны некоторые давние, но неразрешённые до сих пор математические задачи. Мой личный фаворит - проблема Гольдбаха. Он утверждал, что каждое чётное число больше двух можно представить как сумму двух простых чисел...

Человек в его руках неглубоко вздохнул и сказал хриплым, напряжённым голосом: - Лекция простых чисел?

- Ты предпочитаешь другую? Я не знаю, какая из них тебе особенно понравилась...

Тело Ньюта вздрогнуло, кровь прилила к лицу. Готлиб почувствовал, как сведённые пальцы вцепляются в ткань его комбинезона так, что ногти вонзаются в кожу. Готлиб чувствовал, как сердцебиение вновь ускоряется? чувствовал своей грудью его неправильный ритм, ощущал его скачущие испуганные мысли в своей голове.

- Нет... нет, продолжай...

- Хорошо... тогда давайте перейдём к увлекательнейшей концепции близнецов..

В зал ворвалась запыхавшаяся Эстер в сопровождении незнакомого Готлибу пожилого мужчины - коренастого и мощного, с впечатляющими усами. Не говоря ни слова, психиатр опустилась на колени, открыла пластиковый контейнер со шприцами, и, высвободив руку Ньюта, начала высматривать вену среди путанных линий татуировки. Гейзлер безучастно молчал, задыхаясь и глядя перед собой.

- Доктор Готлиб, пожалуйста, продолжайте. Я не хотела вас прерывать. Это просто бретазенил. Доктор Гейзлер... Вы помните, как действует препарат?

Герман почувствовал, как пересохло во рту, но Сендак подарила ему многозначительный взгляд, и он откашлялся: - Есть две интересных теории, касающиеся простых чисел-близнецов... Первая предполагает существование их бесконечного количества...

Игла вошла в вену, и практически сразу хватка Ньюта ослабела, дыхание выровнялось. Сендак осторожно высвободила биолога из рук Готлиба и кивнула усатому незнакомцу: - Мистер Зорин, не могли бы вы отнести его в комнату и уложить? Доктор Готлиб, это Иван Зорин. Не знаю, встречались ли вы раньше. но он с сыном Алексеем пилотирует "Ледяного Потёмкина".

- Мы не встречались, но я про тебя слышал.

Готлиб внимательно посмотрел на русского - лицо у него было грубоватое, но дружелюбное.

- Рад познакомиться с вами мистер э-э-э... Зорин.

Мужчина поднял Гейзлера так, словно он ничего не весил. В этих мускулистых руках Ньют казался очень юным и очень маленьким.

- Я вижу... Вы делали, чтобы Балор... А? - он кивнул в сторону собственной ключицы, - Вы? Ха-ха! Вы больше опасный, чем кажетесь. И маленький доктор. Большое уважение.

Ньютон сонно пробормотал что-то и Сендак потрепала его по плечу: - Ньютон, мистер Зорин отнесёт вас в вашу комнату. Доктор Готлиб придёт чуть позже.

Русский рейнджер направился к выходу и Готлиб огляделся, ища свою трость. Сендак нашла её, прислонённую к стене и принесла, брезгливо обойдя лужу рвоты на мате. Герман порывался уйти, но она его задержала: - Мы их догоним. Я хочу ещё минутку поговорить с вами, доктор Готлиб.

Он нахмурился, провожая взглядом Зорина.

- С ним всё будет в порядке, просто поспит несколько часов, не в первый раз... Вы поступили очень умно, доктор Готлиб, может быть даже смогли предотвратить действительно сильный приступ.

- Я просто вспомнил то. что вы мне рассказывали... Про лекции.

Сендак вручила ему трость и уселась рядом на скамейку. Готлиб выжидающе посмотрел на врача. Он чувствовал себя странно - голос Ньютона, постоянно тревожащий его сознание, замолчал, оставив лишь слабый отголосок. Он решил, что это ему не нравится.

- У меня к вам странная просьба, доктор Готлиб. Кажется, вне работы вы не слишком часто видитесь с доктором Гейзлером. Я заметила, вы его буквально избегаете.

- Учитывая, что мы работаем вместе чуть не по двадцать часов, не вижу в этом ничего странного.

- Проведите завтра с ним весь день. Но не в работе - даже не заикайтесь о ней. Сделайте что-то интересное.

Он потянул время, играя с тростью и бесцельно осматривая зал, прежде чем ответить: - Вы серьёзно... Док?

- Я абсолютно серьёзна, - взгляд её тёмных глаз был сосредоточенным, а когда она заговорила, он услышал хорошо знакомый ему "профессиональный голос психиатра": - Вы оба оказались там, где вам быть не нужно. Он по-прежнему винит себя за всё, в том числе и за то, что втянул вас...

Она покачала головой: - Ох, доктор Готлиб... вы оба овершенно невозможны. В жизни не встречала более несовместимых людей.

Герман виновато опустил глаза и пожал плечами: - Вы говорите как все наши руководители.

Она рассмеялась, отводя волосы с глаз: - Завтра ... просто пойдите и повеселитесь как-нибудь. Я уверена, что если вы оба будете в хорошем настроении, тест пройдёт совершенно гладко.

Он поднялся, опираясь на трость, морщась от боли в ушибленном бедре.

- Хорошо. Раз это медицинская рекомендация - придётся.

Она посмотрела на него и что-то привычно пометила в блокноте: - И... доктор Готлиб, позвольте ему самому выбрать место. И помните - я сказала "повеселиться".

..................................................................................................................................

Ньютон подарил ему уже привычную половинчатую улыбку: - Ты приглашаешь меня на свидание?

Готлиб поджал губы и нахмурился, пытаясь скрыть смущение: - Нет, я пересказываю тебе те слова доктора Сендак, которые ты вчера благополучно проспал. Если бы выбирал я, мы бы с пользой провели время в лаборатории, но она считает, что нам полезно развлечься.

-Гейзлер засмеялся и приглашающе махнул рукой: - Герман, я тебя просто дразню. Заходи, я только обуюсь.

- Лучше я подожду здесь. У тебя в комнате бардак.

- Как хочешь. Классно выглядишь. Новый свитер?

Готлиб хмуро оглядел себя и застегнул парку: - Если не хочешь идти, не издевайся, а так и скажи.

Ньют шнуровал кроссовок, притопывая ногой и что-то напевая - так, словно не было никакого вчерашнего безумия.

-Издеваюсь?
Вечно ты ищешь в моих словах издёвку. Я имел в виду именно то, что сказал - Ты хорошо выглядишь. Джинсы и всё такое... Что, дедушкины штаны ещё в стирке? Ты даже в моих кроссовках.

- Я решил так более... неформально. Тебе лучше сегодня?

- Да, прости, если напугал.

Герман пожал плечами, рассматривая трость: - Ты же не нарочно.

Да,я всегда был просто обречён на бешеные драки... ну или быть битым. Приступы начались ещё в школе, когда начал перескакивать через классы... хотя, если подумать, это взаимосвязано.

- За те годы, что я тебя знаю, я помню несколько случаев, но... это было совсем иначе.

Ньюто закрыл дверь и взглянул на Готлиба: - Ну, что делаем? Пляжный волейбол? Голф-клуб?

Герман окинул взглядом коридор общежития и посмотрел на Ньюта: - Я... понятия не имею.

Гейзлер привычно взъерошил волосы: - Ну ... Я знаю одно место... но я там не был. Ты понимаешь, я не самый популярный чувак Форта... да и ты тоже, после того что случилось на мостике. Я уж не говорю об "Онтарио".

- Да... Думаю, что так.

Он медленно побрёл за Ньютоном к лифту - бедро ныло после вчерашней драки. Гейзлер это явно заметил, и нахмурился, поправляя очки: - С ногой очень плохо? Ты принял аспирин или ещё что-нибудь?

- Принял. В прошлом месяце мы оба нахватали разных травм. Ничего, выживу.

Они ехали в тишине, которая раздражала Готлиба, но он не знал, о чём говорить, если не говорить о работе. Он взглянул на Гейзлера и обнаружил, что тот наблюдает за ним, слегка улыбаясь здоровым углом рта:

- Что?

-Ничего... просто думаю - хорошо, что ты здесь. Даже при том, что на нас то орут, то бьют.

Двери лифта открылись и Герман вышел вслед за Ньютом в какой-то опутанный проводами пустой коридор. С потолка здесь капало, провода просто гудели от электричества, а через равные интервалы через одну из труб проносился выдох горячего пара. Ньютон осмотрелся, задумчиво покусывая нижнюю губу: Так... Надеюсь, что это справа от лифта. Да точно...

- Справа что?

Ньютон прошёл немного вперёд, остановился перед глухой стеной между двумя линиями проводки, трижды постучал и отскочил назад. Кусок стены плавно скользнул в сторону - в образовавшемся проёме сидела женщина, судя по всему охраняя вход на железную лестницу. На стене лестничной площадки кто-то намалевал спреем мультяшечного кайдзю с кружкой пива и повязкой через глаз. Надпись под рисунком сообщала "Слепой кайдзю" - на английском и японском языках. Женщина хмуро посмотрела на учёных, явно не узнавая их:
- Проход пять долларов с каждого.

Герман шагнул вперёд: - Эээ ... сударыня, у меня есть..., - он протянул ей деньги, и она, достав синий фломастер, пометила их руки большой буквой "Х".

Ньютон, промаркированный первым, улыбнулся, посмотрев на его отметку, и взяв под руку, повёл вниз лестнице.
- К моему удовольствию, близнецы всё-таки выплатили нам свой долг за дрифт-игру. Включая мой вексель...

- Близнецы тебя обожают. Они бы по любому заплатили.

.....................................................................................................

В Форте-1, как и в любом из Шаттердомов алкоголь был под запретом, но наличие бара, спрятанного под одной из палуб. не удивило Готлиба. Удивляла высота организации - в одном из углов стояли три потертых бильярдных стола, были мишени для игры в дартс, несколько старых автоматов для пинбола, и небольшая эстрада с караоке. Длинная барная стойка была покрыта грязным голубым стеклом... Несмотря на раннее время, многие столы в зале были заняты. Готлиб предположил, что это смена ночных механиков собралась посмотреть что-то на большом экране.

- Ньютон, я не уверен, что нам стоит пить спиртное. У тебя в крови ещё гуляют седативные, и мы оба завтра пилотируем.

- Не напоминай мне... Один стакан не повредит. Мы можем начать с сока, а потом перейти к пиву. Как насчет игры в бильярд? Играл когда-нибудь?

- Только смотрел, как играют другие.

- Занимай стол, а я закажу каких-нибудь Ширли Темпл.

Герман дал ему денег, и захромал к самому дальнему из столов. В баре было тепло, и он снял парку и кинул её на спинку стула. Появился Ньютон с напитками и большой тарелкой сомнительного вида начос, и немедленно набил ими полный рот - сырный соус потёк по подбородку: - Они чертовски вкусные!

Герман взял один и, обнюхав, осторожно укусил. Оказалось неплохо.

- Ньютон, а кто тебе рассказал про это место?

- Близнецы. Они постоянно пытались меня сюда затащить. Но... Я был не уверен. Хорошо, что мы пришли когда здесь почти пусто.

- Да, близнецы... Их как ты говоришь "обожание" - странное немного, да?

- Ничего странного. Я думаю, ты им напоминаешь брата.

- Брат? Так они ещё и тройняшки? Страшно подумать...

- Не-а. Это был старший брат. Судя по всему, умный парень, любил читать. Погиб во время нападения кайдзю "Карлофф" в Ванкувере. Соня сказала мне, они из-за него и пошли в Академию. Это напоминает мне о Тендо и его деде. Думаю, многие присоединились к PPDC, чтобы заткнуть какие-то раны.

Герман почувствовал укол сожаления... да, это объясняло, почему Ватлей так стремительно встали на его защиту. Он сделал большой глоток, поморщившись от сладости.

................................................................
- Мы собирались сыграть партию. Ты умеешь?

- Нет...

- Ничего сложного - вот лузы, это моя, это твои, победитель тот, кто закатит в них больше шаров. Можно загонять шар в лузу, можно попытаться заблокировать мне хорошую траекторию - и так пока не кончатся шары. Я начинаю.
Готлиб наблюдал, как Ньютон взял кий, примерился и сделал первый удар. Ему удалось закатить шар в свою лузу, и он победно ухмыльнулся.

- Ты часто играл?

- Наша группа играла во многих дерьмовых барах. А в них часто есть бильярдные столы.

- Я уже почти забыл о твоём музыкальном прошлом, - Готлиб чуть не добавил "но иногда оно мне снится", но вовремя себя остановил.

Он поставил свой стакан и подошёл к бильярдному столу. У него ушло некоторое время на то, чтобы проанализировать расположение шаров и сделать вычисления в уме, и он не сразу понял, как правильно держать кий, пока Гейзлер просто не поставил его руки.

Первым же ударом он уложил три шара.

- Как ты это сделал?

- Чистая физика, Ньютон. Просто траектории, которые можно вычислить.

- Ты же кий едва держать можешь...

Готлиб улыбнулся ему и уселся, поедая начос, пока Гейзлер ворчал, примериваясь к шарам.

- Гейзлер! Я знаю, мы не должны говорить о работе, но во время тренингов нам не до разговоров, а у меня есть вопрос. Я помню, когда я был в лазарете... Джойс упомянул, что ты смог найти кайдзю быстрее, чем PPDC. А Сендак сказала, что это была счастливая случайность... Что они имели в виду?

Ньютон выпрямился, огляделся, опершись на кий и негромко заговорил: - Помнишь кайдзю под кодом "Крюгер"? Он появился прямо перед нашим переездом в Гонконг и был уничтожен Коринфской Гидрой из Панама-Сити?

Готлиб медленно покачал головой, пытаясь припомнить.

- Ой, да ладно, ты помнишь. Я ещё обозвал его "Эдвард руки-ящерицы".

- А, да, вспомнил.

Он поднял руки, пошевелив длинными пальцами, и Ньютон кивнул: - Да, этот-этот, с длинными передними когтями... ну так или иначе... Гидра взорвалась после долгого боя, и всё, что нашли от Крюгера - ногу ифрагмент хвоста. А потом... ну ... когда я ... с Шоном. Я получил вспышкой чёткое понимание, что Крюгер не мёртв, и где он.

- То есть ... сердце в баке?

- Да ... Крюгера.

- И они думают, что вы можете сделать это снова с Котиком?

Ньютон кивнул и вернулся к бильярду, пытаясь выглядеть беспечным, но Герман почувстввал, как напряглись его мышцы, и быстро сменил тему: - Если ты ударишь по этому шару, то втолкнёшь тот в лузу.

.................................................................................

Готлиб заметил, что слегка захмелел. После Ширли они перешли на пиво, и он выпил больше, чем собирался. Бар начал наполняться, к тому же, они оба были недостаточно трезвы, чтобы продолжать игру. Готлиб уставился на новости, беззвучно сменявшиеся на плоском экране, пытаясь понять, что он видит. Лагерь беженцев в центре континентальной части Соединенных Штатов пытается объявить себя самостоятельным государством... Но это было настолько абсурдно ... Он вдруг почувствовал как сжались мышцы живота и увидел, что Ньют нервно оглядывается на группу людей, только что вошедших в бар.
- Давай уйдём? Эти ребята меня сильно недолюбливают. Серьёзно, лучше уйти!

- Кто они?

- Гм ... хорошо, они были техниками на Оккаме, но гораздо больше... ха ... да...

Герман неуверенно кивнул и, забрав со стула парку, набросил её на плечи Ньюта, опустив меховой капюшон ему на лицо.

- ...болтают всякое вокруг.
Гейзлер вцепился ему в руку, но Герман его оттолкнул: - Я думаю, так мы привлечём больше внимания. Все в порядке, они тебя не видели... Давай просто уйдём.

Они медленно прошли к двери сквозь толпу отдыхающих механиков. Герман почувствовал внутри очередную вспышку чужого страха и обернулся посмотреть на экс-обслугу Оккама - сейчас они все носили цвета Мятежного Самсона. Протолкнувшись мимо подвипившей компании на лестницы, они наконец-то выбрались в холодный коридор. Ньют скинул капюшон парки и благодарно посмотрел на Готлиба. Сейчас, когда он был пьян, парализованная сторона слушалась хуже и слова звучали слегка невнятно: - Спасибо... Это было вовремя.

.......................................................................................

Готлиб никогда не любил чувство опьянения - из-за него он хуже держался на ногах... и хуже... В этом состоянии было очень сложно блокировать связь с Гейзлером. Сейчас она была постоянной, и он внезапно вспоминал, как играл на гитаре... и препарировал фрагмент лёгкого кайдзю.

- Куда мы сейчас идем?

- Давай... давай пойдём в ангар. Там сейчас пусто, время пересменки.

- Мы не должны идти в лабораторию.

- Мы не .. Пойдем посмотрим на Оккама?.

Они медленно шли по зелёному лучу, надеясь никому не попасться на глаза. К счастью Гейзлер оказался прав - ангар был почти пуст. Дневная смена закончилась, а ночная ещё не проснулась. Готлиб поёжился - его парка всё ещё была на Ньютоне. Это смотрелось смешно - она была ему длинна и слишком широка в плечах. Это была хорошая парка, и ему нравилось, как она пахнет... Как она пахнет? Нет... что-то не так. Он понял, что опять поймал мысль Ньютона. Он потёр виски, отметил боль, разгорающуюся где-то за левым глазом, почувствовал, что трезвеет, но слишком медленно...

- Может быть, было бы лучше придти сюда попозже?

- Ой, мы уже почти пришли...

Они прошли мимо Морского Великана и Гейзлер уныло посмотрел на тёмные окна трейлера Балора Флуда.

- Как ты думаешь, он сейчас там?

- Не знаю. Но думаю, могу попробовать постучать.

Готлиб наклонился, нашарил под ногами какой-то металлический обломок и, сильно размахнувшись, швырнул его в трейлер. Тот с громким стуком врезался в обшивку, и они оба нырнули за соседнюю бытовку, словно пара нашаливших детей, предвкушая брань вышедшего Балора. Выждав минуту, Ньютон подобрал возле своего кроссовка болт и бросил его в трейлер. Ответом был звон разлетевшегося вдребезги большого окна. Готлиб за плечо втащил его в укрытие, где они замерли, перешёптываясь и ожидая, когда начнётся крик.

- Какая меткость, Гейзлер!

- Вот дерьмо! Теперь он нас точно убьёт!

Не было никаких воплей - только молчание разбитого окна. Они выглянули из-за бытовки, молча переглянулись - и Готлиб внезапно фыркнул смехом. Ньют смущённо моргнул - и тоже рассмеялся. Не переставая хохотать, они вернулись на зелёный луч, и добрались до ступней Оккама, задыхаясь от смеха. По лицу Готлиба текли слёзы, а Ньют прижимал руку к животу, где остался синяк от удара Балора...

- Ты сломал .... хахаха ... ему ключицу, а я .... Я разбил окно ....

- Это ... черт... так смешно, потому что мы набрались?

- Я не знаю...

Они привалились к облитым мягкой резой подошвам Оккама, а потом и вовсе уселись на край железной ступни. Истерическое веселье отпускало не сразу, им было хорошо в тепле уходящего опьянения и остаточной глупой радости. Готлиб окинул взглядом Оккама, нежно похлопывая его по ноге. Опустив голову, он встретился взглядом с Гейзлером, оказавшимся очень близко. Они неловко столкнулись носами и внезапно Ньютон прижался губами ко рту Германа. На мгновение его мозг утонул в образах - молоко и шоколадное печенье - а потом он откинул голову назад и яростно оттолкнул Ньюта....

- Что, черт возьми! ... Что ты делаешь?

Ньют растеряно коснулся его рта рукой: - Я ... я думал...

- Нет, ты не думал! Иди к чёрту и оставь меня в покое! - он отступил на несколько шагов. Ньютон испуганно следил за ним взглядом. Герман почувствал, как к горлу подступает тошнота.

- Entschuldige, es tut mir so leid! Es ist nur so... mir ging es sehr gut, und du warst ... <Прости, пожалуйста, мне очень жаль! Просто мне было очень хорошо, и ты был...>

- Es scheint, Sie hatten einen falschen Eindruck von mir <Очевидно, я вызвал у вас неверное впечатление!>

- Aber weißt du ... ich fühlte...<но ведь ты не...я чувствовал...>

Он больше не мог говорить и просто прижал ладонь к груди Готлиба.

Тот, вспыхнув, шагнул вперёд, и изо всех сил толкнул Ньюта, заставив болезненно приземлиться на локти: - Nein, ich habe nichts gefühlt, ich bin nicht...<нет, я ничего не чувствовал...я не...> - Он замолчал, задохнувшись от гнева. Ньютон смотрел на него измученными глазами через свои перекошенные очки. Когда он заговорил, в мягком голосе не было обиды - только разочарование: - Ich weiß, dass du lügst <Я знаю, что ты лжёшь>

Готлиб почувствовал, как хмель и бешенство покидают его рассудок, и стиснул зубы. Он хотел ранить Гейзлера так, чтобы тот больше никогда даже не захотел с ним заговорить. Или бежать прочь, не хромая при этом. Или сказать, что был неправ. Но он не мог осуществить ни одного из этих желаний, поэтому просто развернулся и молча пошёл по зелёной дорожке к лифту. .

@темы: Dr. Newton Geiszler/Charlie Day, Dr. Hermann Gottlieb/Burn Gorman, Fanfiction

---

hi

[Ксалатат]

У нас тут тур закрылся

Название: Давай сделаем это! Мы же рейнджеры!
Автор: хизер
Пейринг: Тендо Чой/Райли Беккет
Рейтинг: pg13
Примечание: преканон, ust, написано на заявку 2.32. Тендо. Значение татуировки на его шее.

1574 слова

- Давай сделаем это. Давай! Тендо, ты же - рейнджер.
- Оператор, - поправил его Тендо, но этот его ответ Райли Беккета не удовлетворил.
- Брось, брось, давай, будет весело. Давай!
На самом деле у него голова разрывалась от грохота музыки в баре, а еще хотелось голос Райли обвинить в том, что у него затылок начинает будь здоров как ломить от каждого скачка в его тоне, но не в этом была причина головной боли Тендо. У них у всех сегодня был очень ранний подъем по вызову в Сан-Диего и после ни Тендо, ни Беккеты, ни все остальные так и не смогли заснуть.
- Тендо! – Райли дернул его за манжет пиджака, а потом отбарабанил ладонями по крышке стола ритм музыки, надрывающейся из динамиков под потолком, пытаясь вернуть к себе одному все внимание Тендо.
Господи, спасибо, спасибо тебе, что его старший брат намного спокойнее, потому что двух Райли Беккетов Тендой Чой просто б не выдержал.
- Не засыпай, чувак, не засыпай, всего два ночи.
Да мы оба завтра не встанем, с ужасом понял Тендо, а когда он представил, какую выволочку огребет завтра от маршала, то ужас его возрос многократно. Примерно, до размеров кайдзю третьей категории.
- Райли, тебе стоит правда снизить потребление энергетиков. Посмотри на себя. Ты хуже…
Райли заткнул ему ладонью рот, а потом ухватил за запястье и поднял со стула.
И именно в этот момент, когда бар вокруг них стал покачиваться, а звуки музыки стали то вдруг громче, а то тише, словно кто-то безостановочно крутил регулятор громкости, Тендо Чой понял, насколько же сильно он пьян.
- Пошли, мы же рейнджеры.
Тендо смутно понимал, чего же Райли от него хочет.
И, пока они добирались до выхода из бара, Райли почти четыре раза его уронил.
Почти – потому что в последний момент ухитрялся удержать или Тендо, или их общее равновесие.
Йенси, Йенси, куда ты делся, почему ты не придешь и не спасешь нас обоих от твоего младшего брата? Ну или меня от «вертолетной болезни».
Куда ты делся, черти тебя дери?
Но Тендо все еще помнил, куда Йенси делся. Точнее, с кем.
С той рыжей девицей, которая подловила его возле бара, когда Йенси шел заказывать им выпить. И Тендо, предчувствуя надвигающуюся катастрофу – ведь Райли до сих пор не хотел делиться своим старшим братом ни с кем, да, вот такая хреновая побочка обнаруживалась от долгой дрифт связи – решил, что нужно что-то сделать.
Поэтому сходил до барной стойке еще разок и заказал Райли и себе, чтобы не вызвать у младшего Беккета подозрений, шотов покрепче.
Ну, ты и молодец.
На улице было холодно, шел мелкий ледяной дождь и Тендо понял, что забыл свою куртку в баре.
Райли, впрочем, тоже вылетел из него как есть – в косо застегнутой фланелевой рубашке поверх армейской футболки.
Ладно, чем быстрее они замерзнут - тем быстрее протрезвеют и тем меньше глупостей наделают.
Отличный план, оператор Чой.
- Так что мы должны сделать как рейнджеры? – переспросил он у Райли, когда они, придерживая друг друга как сиротки с какой-нибудь картины фламандских мастеров зашагали (ну, ладно зашатались) вниз по улице. После пары метких шагов прямо в лужу ботинки Тендо промокли и начали хлюпать при каждом его шаге.
Райли промок еще быстрее, но ему в отличие от Тендо на воспаление легких было плевать.
Когда Райли становился одержим какой-то идеей, весь мир переставал для него существовать.
- Тату, - сказал ему Райли, чуть не уронив его в очередной раз в очередную лужу. Он трясся под своей мокрой насквозь рубашкой и Тендо покрепче его обнял, прижимая к себе.
- Тату? – переспросил он.
- Да! Все рейнджеры их себе делают. Я так хотел набить себе хоть что-то, но Йенси сказал, что тут или надо дожидаться нашей десятой победы или моего совершеннолетия. Но, черт! Йенси ничего не понимает!
- Ладно, ладно, - даже потихоньку трезвея, Тендо не поспевал за его мыслительным процессом, - но почему ты хочешь, чтобы я сделал тату.
- Потому что Йенси не хочет.
- Я не Йенси.
- Я знаю, но если ты ее сделаешь, то… короче, ты тоже должен ее сделать.
- А ты не хочешь уесть своего брата каким-то другим способом? – спросил его Тендо и Райли вдруг остановился.
- Нет, - протянул Тендо – не то, чтобы он был сильно против, но он знал, что а) в разборки между членами семьи лучше не лезть, если ты сам не член семьи; б) Йенси его убьет, - нет, твой брат меня убьет. Ты мне нравишься, ты – милый парень, но твой брат меня убье…
- Смотри, - оборвал его Райли, и Тендо повернув голову в том направление, куда он показывал, почувствовал себя идиотом. Райли остановился, потому что заметил мигающую красным неоном вывеску тату-салона.
Ты – идиот, Тендой Чой.
- Ладно, - вздохнул Тендо, - двигаем.
-…Нет, нет, парни. Даже не пытайтесь меня уговорить.
Здоровяк весь покрытый татуировкой – даже лысины его была разукрашена татушками, в которых Тендо без труда различил свитые друг с другом тела кайдзю – непреклонно сложил руки на груди.
- В прошлый раз, компания таких же пьяных долбоебов попросили вытатуировать хер на лбу у их приятеля и в тот раз я и понял, что у всего есть предел…
- Но, - начал было Райли, но мастер покачал головой так что пирсинг в его ушах, а так же ноздрях, почти мелодично зазвенел.
- Уходите по нормальному. А то копов позову, и трезветь будете в их «крысятнике».
- Я, кажется, хочу еще выпить, - сказал ему Райли, когда они вышли на улицу, - но тут же есть еще тату-салоны?
- Как минимум три, - сказал Тендо, все еще не понимая, как он все же во все это ввязался, - но выпить для начала – это отличная идея.
Как и следовало ожидать, все это закончилось действительно не совсем хорошо.
Тендо смог проснуться только на шестом будильнике. Предыдущие пять он отключил, не приходя в сознание.
Его глотка была суше пустыни Гоби. Голова болела так, словно Тендо пытались прошибить парочку стен или Егерь использовал его подручным средством вроде грузовика или половины небоскреба для убийства кайдзю пока он спал.
Зато Тендо заснул в одежде. И это его немного успокоило, потому что рядом в его же полуторной кровати обнаружился Райли. И на нем тоже было достаточно одежды, чтобы успокоить Тендо.
Он спал на животе, зарывшись лицом в подушку, отобранную у Тендо почти сразу же, как они оба свалились в кровать.
В общем, все было не так плохо, как могло бы быть.
Спасибо тебе, алкоголь, за эти милые маленькие радости.
Ну, разве что шею у него дергало так, словно они все же добрались до татуировщика и уговорили того...
Не додумав, Тендо рывком поднялся с кровати и тут же чуть не упал.
Он вытянул руки, пытаясь удержать равновесие, а потом его взгляд упал в зеркало, которое стояло на низком комоде сразу напротив кровати, и лучше бы они правда сделали ему татуировку.
Здоровенный засос – старательность Райли могла спорить только с его гиперактивностью – отлично был заметен даже с такого расстояния.
Найди себе уже кого-нибудь. Давай, Тендо, просто попытайся. И перестань втягивать себя в эти негласные разборки Бекетов между собой.
Тендо сел обратно, на край кровати, посмотрел на безмятежно дрыхнущего Райли. Ладно, Йенси его не убьет. Они были слишком пьяны, чтобы все это закончилось чем-то большим, чем щенячья возня и смазанные пьяные поцелуи, пока Райли не вырубился прямо на нем, сжимая отобранную подушку у Тендо пальцами.
Очень жаль.
Ладно, у него еще было десять минут, чтобы собраться и не критически опоздать.
…Стекер ему ничего не сказал во время испытательного запуска, хотя Тендо и выглядел так, словно был готов заснуть на середине фразы. И даже не вынес никакого выговора. Но взгляд Пентекоста был таким красноречивым, что Тендо сам себе вынес выговор. И, на всякий случай, наказал себя отсутствием увольнительных на следующей неделе.
На этой один день ему еще мог понадобиться.
- Бурная ночь была, мистер Чой? – поинтересовался как бы невзначай в конце дня Пентекост и Тендо подвис на минутку, потому что не был готов к такому вопросу.
Его взгляд был устремлен на пластырь на шее Тендо и, если учесть то, что Райли шлялся по базе сверкая соответствующими следами на своей шее, то Пентекост мог бы решить, что в лучшем случае они вдвоем кого-то сняли, а в худшем…
Не то, чтобы такие близкие личные отношения не одобрялись в Шаттердоме, но Пентекост был очень строг в отношении соблюдения репутации своих людей. Ему было плевать, что рейнджеров-пилотов считали за рок-звезд. Стекеру Пентекосту была нужна эффективная команда. На этом – точка.
И если б он счел, что или Тендо, или Райли эту эффективность губят, то меры бы были приняты самые жесткие.
- Сделал по пьяни татуировку, сэр.
- Не думаете свести?
Пентекост, кажется, над ним издевался. Ну, ладно, зато маршалу как никому другому было хорошо известно, что никто не мог наказать Тендой Чой больше, чем сам Тендо Чой.
- Нет, - совершенно бесцветным голосом ответил Тендо, отключая приборы, - мои родители научили меня нести ответственность за свои поступки. Даже если они совершены в том состоянии, которое отвергает всякую личную ответственность.
- Такая жизненная позиция делает вам очень большую честь, Тендо, - сказал на это, разворачивая к выходу из рубки, Пентекост. И в его словах не было иронии.
Тендо закрыл глаза. Господи, как я в это все ухитрился так вляпаться.
- Вот эту, - сказал он спустя пару часов, тыкая пальцем в тяжелый пластик листа каталога. Мастер-татуировщик посмотрел на него с сомнением и спросил:
- Точно? Парень, ты хоть знаешь, что она обозначает?
- Мне плевать, - сказал на это Тендо, - она вполне тянет на то, что я мог бы сделать себе по пьяни.
- Да вы сложный человек, мистер, - усмехнулся на это мастер и Тендо, поморщившись, отлепил полоску пластыря со своей шеи.
Да уж, это у него было не отнять.


Ну и так, по мелочи, благодаря смайлинг серпент и Элайджа Бейли

Название: На первый взгляд
Автор: хизер
Пейринг: Тендо Чой, Райли Беккет,Йенси Беккет
Рейтинг: pg13
Примечание: преканон
Саммари: Тендо ошибается

537 слов

-...йли?
- Что? - переспросил Тендо. Глаза у него все еще слипались.
Пилот, стоявший напротив него с огромной спортивной сумкой в руках, одет был явно не по погоде и Тендо покачал головой. Он тоже совершил такую же ошибку в первый день своего приезда в Анкорадж - понадеялся на себя, а не на службу снабжения. Стандартная куртка и комбинезон выглядели слишком легкими для местной погоды. Кажется, парень решил, что форма, выданная на юге, подойдет и для Аляски.
- Мой брат. Вы не видели моего брата Райли? Мы с ним разминулись... - пилот прищурился, чтобы разглядеть в сером утреннем свете бейдж Тендо - никак не мог решить стоит ли прибавить “сэр” или нет, - оператор.
- Совсем зеленые?
- В смысле?
- Мой совет, - Тендо сделал жест, призывающий следовать за собой, - смени форму. Это во-первых. Найди Тэмми Смит в отсеке Д и дай ей свои размеры и младшего...Он же младший тебе брет? Просто если скажешь ей, что ты от меня, дело с формой быстрее пойдет. А в этом ты околеешь. Вроде бы кажется, что она теплая и все дела, но...
Тендо передернул плечами.
- Я - Йенси Беккет.
Пилот переложил сумку в левую руку и протянул правую ему для рукопожатия. Тендо усмехнулся и пожал ее в ответ.
- Тендо Чой. Оператор.
- У наших операторов просто форма немного другая. Я и спутал.
- Вообще, у каждого Шаттердома теперь почему-то проявляются различия по форме. Это странно, учитывая то, что она...
- Райли! Где тебя черти носят? Иди сюда!
Тендо не договорил, обернулся в сторону оклика Йенси, щурясь, и увидел стремительно приближавшуюся к ним из темноты фигурку.
- Йенс, ты видел...Ты видел...они там...
Не успев нормально затормозить, он, охнув, налетел на брата и старший Бэккет крепко обхватил Райли за талию.
- Видел что?
- Простите, сэр, - выпалил Райли, натыкаясь взглядом на Тендо.
- Это - Тендо Чой. Он - наш оператор.
- Форма другая...я просто
- Я уже в курсе, - сказал Тендо, - все нормально.
Они выглядели удивительно похожими, хотя тут было ясно видно невооруженным взглядом - кто старше, а кто младше. Двигались и говорили Беккеты временами как двойняшки - Тендо это подметил, когда вел их от причала к входу С в Шаттердом. Райли двигался нетерпеливо - уже начинал подмерзать в своей одежде. Йенси оказался более спокойный и выдержанный, и Тендо уже знал, кто из них в связке ведущий.
А так же Тендо узнал к концу их прогулки их общий результат на тренировках, и то, что они могли попасть в Шаттердом на Лиме, но вытянули жребий и в карточке оказался Шаттердом на Аляске, но они не расстроились.
Райли вывалил на него все это так же, как обычно дети вываливают игрушки из коробки посреди гостиной.
Я так люблю снег, сказал тогда Райли и Тендо тогда еще подумал, что он еще успеет его возненавидеть и да, через почти пять лет так и вышло.
Но тогда Райли вис на брате -и Йенси очень виновато улыбался поверх его головы Тендо - и тараторил про снег, ремонтируемых Егерей, который он заметил в открытой бухте - это же вторая модифицированная серия или третья?, а еще про их короткий перелет, и Тендо Чой подумал немного раздраженно, что он будет очень уставать от Райли Беккета.
И, понятное дело, что тогда Тендо Чой очень сильно ошибся.

Иииии у меня кажется все фики по этому пейрингу сходятся в серию и я не скажу, что сильно печалюсь по этому поводу

апд. спасибо фесту и треду номер 26 на АПР

Название: Oh, someday
Автор: хизер
Пейринг: Тендо Чой|Райли Бэккет
Рейтинг: пг13
От автора: преслэш, преканон :3

примерно 962 слова

Собственно, так уж вышло, что Тендо забыл, зачем ему нужен был Райли .
До этого он не присутствовал на совместных спаррингах Бэккетов. Только смотрел записи, потому что они нужны были для настроек Бродяги. Но одно дело – следить за ката на рабочем мониторе, и другое дело – наблюдать за всем этим в живую.
Сейчас Райли тренировался в гордом одиночесте и Тендо это немного удивило. Они с Йенси как и многие пилоты-сиблинги почти всегда были вдвоем. Тендо не сомневался, что и девчонками они вполне себе могут меняться. Или вообще обходиться одной на двоих…
Оператор Чой, голос Пентекоста прозвучал у него в голове неожиданно громко, сосредоточьтесь.
Тендо опустил взгляд в свою папку, нахмурился, а потом вышел из затемненного угла к татами.
Райли двигался быстро и текуче, как вода в лесном ручье, ни на что не отвлекаясь. Он был единым целым со своим тренировочным шестом.
Все эти ката сам Тендо помнил наизусть. Почти каждое мог повторить даже с закрытыми глазами, но у Райли-то это выходило не как заученные переходы из стойки в стоку. Каждое движение у Беккета было такиж же естественным как вдох или выдох.
- Привет, - заметив его, Райли упер конец укороченного тренировочного шеста в татами, и оперся на него. Ката завершилось, пусть и оборванное в середине. Но Тендо знал об этой оборванности только потому что он сам знал как должно было на самом деле закончится это движение.
- Привет, приятель.
- Ты что тут забыл так поздно? – спросил у него Райли, широко улыбаясь, - Я думал, что ты уже спать должен. Завтра же тестирование апгрейдов.
- Тоже самое и у тебя и я могу спросить. Завтра же тестирование апгрейдов.
- Ну, я решил, что еще одна тренировка лишней не будет.
- А я решил, что еще одна отладка системы тоже не помешает, - сделав паузу, Тендо спросил, - Где Йенси?
Признаться, он немного побаивался ответа на свой вопрос. В последнее время оба Беккета постоянно собачились друг с другом. Тендо понятия не имел, что за кошка между ними пробежала – Йенси молчал, а Райли бы даже при всей своей злости на брата не стал бы говорить за них двоих. То есть, о причинах Тендо мог только догадываться.
Парадоксально, но дрифт от этого у них стал только лучше.
- Спит. Что ему еще делать в это время, - Райли фыркнул. Потом перенес весь вес тела с левой ноги на правую и Тендо заставил смотреть себя ему прямо в глаза.
Получилось.
- А у тебя просто бессонница?
- Ну, Тендо, давай я скажу тебе одну вещь, только не смейся.
- Не буду.
- Йенси спит как мне кажется за нас двоих. Потому что сколько бы я не спал – час или три или больше – я высыпаюсь. А этот засоня… Слушай, я тебе не рассказывал одну штуку? Сейчас расскажу…
А дальше Тендо если честно уже не особо вслушивался в то, что говорил ему Райли.
Райли мог безостановочно трепаться, если дать ему волю. А все потому, что Райли действительно очень мало спал.
В нем было слишком много кипучей и беспокойной энергии, он не всегда мог сосредоточиться на каких-то вещах и это была его не единственное уязвимое место. Но с Йенси все это выправлялось. Они дополняли друг друга, как частички одного паззла.
Тендо не хотел бы оказаться настолько к кому-то привязанным.
- …и тогда она вытолкала его взашей. Ну знаешь, я ее понимаю. Если бы на мне заснули во время отсоса, то я бы малость охренел. Так что, Тендо, ты не хочешь потренироваться вместе со мной?
- Что? – переспросил Тендо.
- Ну, - Райли кашлянул и вид у него сделался вдруг ужасно смущенным, словно он пытался сейчас пригласить не Тендо, а девушку, и не потренироваться, а на школьный бал.
- Я видел твои… Ладно, ладно, не смотри так! – Райли вскинул в защитном жесте руки, - Просто я слышал, что ты был одним из первых, кто пытался пройти испытания. Ладно, не совсем одним из первых, но вторая или третья волна, но ты не прошел дрифт-совместимость, точнее, тебе не смогли подобрать партнера, у тебя были сложности с дрифтом, потому что ты никого не пускал в голову, ладно, ладно, я просто дал Чами сотню, чтобы он скопировал мне твое досье. Что ты делаешь?
- Разуваюсь. Ты же хотел, чтобы я потренировался с тобой?
Губы Райли сложились в идеальное «О».
- Ну… Хорошо. Давай. Полчаса и спать. Я лучше сплю после тренировок. Серьезно.
Блокнот Тендо аккуратно положил на скамью, стоявшую возле правого края татами. Второго шеста Тендо здесь не заметил, но решил, что сможет справиться и так.
Если ты сам по себе оружие, то зачем тебе еще одно?
Дедушка постоянно говорил эту фразу, а он не вдумывался в нее особо, отмахивался как и от всякой другой конфуцианской лабуды.
Смысл этой фразы до Тендо дошел в Академии, но было уже поздно.
Тендо Чой никому не мог довериться. Поэтому пилотом он так и не стал. Но оставались другие формы борьбы с кайдзю, и так Тендо стал оператором.
Райли немного нервно перетаптывался на месте и внимательно следил за тем, как Тендо расстегивает рукава рубашки и аккуратно же их закатывает.
Тендо все еще не считал это удачной идеей, но проблема была в том, что Тендо не мог сказать Райли Беккету «нет».
- Джентельмены.
В этот раз голос Пентекоста прозвучал уже за пределами головы Тендо.
Они с Райли обернулись к нему почти одновременно.
Маршалл стоял в дверях зала, убрав руки за спину. Тендо очень хорошо знал эту позу наблюдателя, и она говорила ему лишь об одном – Стэкер пробыл здесь достаточно долго.
- Я хочу напомнить, что мне нужен завтра бодрый экипаж Егеря «Опасный Бродяга». Не сомневаюсь в вашей эффективности в любом состоянии, но тестирование апгрейдов мы проводим не только для нашего Шаттердома. Отчеты я отсылаю прямо в штаб. Поэтому искренне рассчитываю здесь на ваше благоразумие.
- Хорошо, сэр, - откликнулся за них обоих Райли. Он столкнулся взглядом с Тендо и тот, не колеблясь, кивнул.
В другой раз.
Райли кивнул в ответ и улыбнулся.

запись создана: 10.08.2013 в 12:31

@темы: Slash, Raiting: PG-13, Raleigh Becket/Charlie Hunnam, Marshal Stacker Pentecost/Idris Elba, Yancy Becket/Diego Klattenhoff, Tendo Choi/Clifton Collins Jr., Gen, Fanfiction

---

shutter island

[ешь свои блины, ярило]

Автор: прувер испек эклер
Персонажи: основные — Ньютон/Германн, упоминаются и мелькают Пентекост, Мако, Райли, оба Хенсена с Максиком, Кайдановские, Тендо, Ганнибал;
Рейтинг: PG-13;
Размер: 7 926 слов.
Написано по заявке:
3.17. Ньют/Германн, кроссовер с "Островом проклятых", персонажи как главные герои фильма.
Этот неловкий момент, когда заказывали мы с бро, а в итоге я взял и исполнил.

И да, читать это, если вы не смотрели фильм, можно. Вы все поймете, честно. Фильм проспойлерится — но не целиком, вы может даже и не догадаетесь, когда будете его смотреть. Или догадаетесь. Просто из фильма, кроме нескольких деталей, я взял основную идею — и вышла психбольничная аушка.

Shutter island

Shutter island

Ньютон работал над реактивами, когда дверь его кабинета отворилась с гулким протяжным скрипом. На пороге стоял седой мужчина и глядел на него серьезно и недовольно. Ньют резко повернулся к нему, приветливо помахал рукой и жизнерадостно произнес:
– К сожалению, пока никаких результатов я так и не получил. Но если все пойдет по плану, то уже совсем скоро…
Мужчина недовольно сощурился, вздохнул и резко выдернул у него реактивы. Ньют лишь ошарашенно моргал, и только было хотел возмутиться и попросить свою важную работу обратно, как тот сухо произнес:
– Мистер Гейзлер, принято решение о вашем переводе в Гонконг. Дело очень тяжелое, и другого выхода у нас нет.
– Гонконг? То есть как Гонконг? – удивленно переспросил Ньют и судорожно пожал плечами. Шок его был настолько велик, что, казалось, все нужные слова застряли в горле. Но ответы сами пришли в голову – Ньют умный, достаточно умный, чтобы все же не задавать лишних вопросов. Все ясно как дважды два: проект береговой стены набирает обороты, и их исследовательский отдел закрывают. Еще давно стало очевидно, что Берлинский отдел долго не продержится. Он кивнул, и мужчина продолжил:
– Это доктор Готтлиб. Он поедет с вами, – и только после этих слов Ньютон заметил мужчину, стоявшего позади и державшего в руке трость. Он выглядел абсолютно серьезным, только вот руки слегка тряслись, а в глазах прятался то ли испуг, то ли волнение – нельзя было сказать с первого раза, но именно взгляд нарушал это видимое, тщательно создаваемое доктором спокойствие.
Ньют улыбнулся будущему коллеге. Он видел его несколько раз, в коридорах, в столовой, на улице, но они так ни разу и не перекинулись даже парой слов. Ньютон усмехнулся: теперь то у них этой возможности будет предостаточно.
Седой мужчина – главный на их станции, явно решил, что разговор окончен. Он развернулся, кивнул Готтлибу и поспешно покинул комнату.
– Ньютон Гейзлер, – произнес Ньют, схватив Готтлиба за запястье, когда тот направился к выходу – он хотелось поймать его руку для рукопожатия, но тот отчего-то резко вздрогнул и отдернул ее. – Значит, мы теперь коллеги? Хорошо, что вы тоже отправляетесь в Гонконг. Я так понимаю, всему виной проект береговой стены?
Готтлиб не был предрасположен к разговору, он быстро выхватил руку из пальцев Ньюта и холодно ответил:
– Мы еще поговорим с вами, мистер Гейзлер.
– Да ладно, зови меня Ньют! – рассмеялся тот, совсем не обиженный таким резким и странным поведением. – А тебя как? Или ты серьезно хочешь, чтобы я называл тебя доктор Готтлиб? Мы же теперь вместе работать будем, чувак.
Доктор Готтлиб, по всей видимости, разговор считал оконченным и поспешно, жутко хромая и опираясь на свою трость, вышел из кабинета. Ньютон пожал плечами и прокричал вслед:
– Эй, а как же мои реактивы? Я долго работал над ними!
В ответ он услышал только грохот, с которым захлопнулась дверь.

Германн остановился около двери и перевел дух. На ум снова настойчиво лезли мысли, которые он так тщательно отгонял все это время: и черт ведь его дернул перевестись в психбольницу для преступников. Но на работе простого психотерапевта в Гармиш-Партенкирхене много не заработаешь – и ему пришлось сначала переезжать в Берлин, а потом и устраиваться в клинику. В обыкновенных психбольницах, где содержали мирных больных – бедолаг, слышавших голоса и гонявшихся за бабочками, было полным-полно своего персонала. И только в подобном заведении, где в помощи нуждались опасные преступники, признанные невменяемыми, доктор Готтлиб смог найти работу. Уже после третьего дня, когда на него напал больной, он хотел послать все к черту и заняться привычной деятельностью – но воспоминания о невозможности найти другую работу, о голоде и бедности, заставили его терпеть.
Но вот отчета о том, как он согласился переехать в Гонконг, чтобы работать там, Германн себе совершенно никак не отдавал. Не просто в Гонконг, а в больницу на острове, которая была изолирована от всего остального мира. После того, как он сам вызвался на эту должность, Готтлиб решил, что сумасшедший здесь, по всей видимости, только он, и уже сам себе был готов поставить диагноз. То ли высокая ставка, то ли все та же изолированность – люди, люди, Готтлиб был психотерапевтом, но вот злая ирония судьбы – с годами он только сильнее страдал от общения с ними.
В Гонконге работали с пациентами, от которых отказывались остальные больницы. После года безуспешного лечения Ньютона Гейзлера было принято решение о переводе его в новую больницу. Его должен был сопровождать врач, который стал бы по возможности его постоянным доктором на время содержания в Гонконге – и доктор Готтлиб совсем отчаялся в происходящем в его жизни, чтобы самому вызваться на это безумие.
– Доктор Готтлиб, верните это на кухню, – произносит главврач, доктор Венцель, вручая Германну тарелку с супом и выдирая его из своих мыслей. Суп уже наполовину расплескался, тогда, когда Ньют упорно называл его своими реактивами и проводил с ним что-то, только одному ему известное. И радостно обещал, что в самом скором времени… В самом скором времени этот суп был способен только заплесневеть.
Германн, по привычке, немного в шутливом, немного в слишком серьезном смысле, отдал честь, взял тарелку в руки и отправился на первый этаж. Доктор Венцлер шел рядом с ним некоторое время – сначала он молчал, а потом, немного растерянно, произнес:
– Вы с ним осторожнее. Он настоящий маньяк.
– Он пациент, – пожал плечами Германн. – И мы не вправе судить.
– Верно, конечно, – произнес главврач, – но я вам честно скажу – я счастлив, что он теперь не моя забота. Вы настоящий герой, что вызвался на это, никто бы не согласился.
– Я просто выполняю свою работу, – вздохнул Готтлиб. Венцлер остановился у своего кабинета, когда тот продолжил свой путь, и несколько секунд – с долей уважения, с долей сочувствия, он смотрел ему вслед.
– Удачи, доктор Готтлиб, – крикнул он наконец, будто вырванный из оцепенения. Германн обернулся через плечо, судорожно кивнул и скрылся за поворотом.

За ними прилетел пустой самолет. Ничего удивительного: власти специально выделили личный самолет для больниц и тюрем, занимающихся перевозкой государственных заключенных. После нескольких ужасных случаев с весьма печальным концом, власти поняли, что перевозить таких обычными рейсами слишком опасно и сдались.
Германн сидел в кабине, когда двое охранников ввели Ньютона внутрь. Его держали за плечи, а руки были застегнуты наручниками за спиной. Ньют как будто этого не замечал – у него было веселое и безмятежное выражение лица, и Готтлибу становилось не на шутку жутко от такой спокойной радости заключенного. Ему не раз говорили, что он серийный убийца и жестокий маньяк – а Ньют вовсе не был похож на человека, к которому можно было приписать все эти характеристики.
Когда охрана закатила рукава Ньютону, чтобы пристегнуть его руки к креслу, Германн с ужасом заметил расцарапанные запястья. Доктор нервно сглотнул – еще не хватало попыток самоубийства и, медленно поднявшись со своего места, ближе подошел к пациенту.
– Вы что, пытались вскрыть вены? – произнес он и внимательно присмотрелся к его рукам.
– Ты что, с ума сошел? – рассмеялся Ньют – и так искренне, что доктор Готтлиб снова готов был признать, что сумасшедший здесь все-таки он.
– Это же татуировки, – заявил Гейзлер с гордостью. – Нравятся?
Германн только помотал головой. Нравятся? Расцарапанные запястья – чем он так? Вилкой? Не пишущей ручкой, изо всех сил вдавливая стержень в руки? Он готов поклясться, что вчера с руками Ньюта все еще было в порядке.
– Это Ямараши, – продолжил рассказывать пациент, кивая на одну руку. – Сделал ее пару лет назад.
Готтлиб присмотрелся и действительно заметил, что царапины на руках Ньюта складывались в рисунок: неосторожный и трудно различимый, но при старании все же можно было рассмотреть темно-красных монстров на бледных руках сумасшедшего. Германн нервно сглотнул и быстро вернулся на место – тем более, скоро должен был быть взлет. Он мысленно отметил, что непременно нужно будет распорядиться, чтобы Ньютону Гейзлеру не выдавали ни вилок, ни ручек, ничего, чем бы он мог снова себя поранить.
– Что, так не понравились? – усмехнулся Ньют, заметив такое сильное неприятие Германна. – Не любишь татуировки?

Их полет был долгим и тяжелым. В основном, пациент если и говорил, то рассказывал о егерях, о войне, о – как же он их называл? – кайдзю и прочих кошмарах, порожденных его больным разумом. Доктор Готтлиб слушал, но в целом молчал – он не знал еще, какую тактику лечения нужно было выбрать, пока он лишь знакомился с пациентом и не принимал опрометчивых попыток воздействия.
– А ты не больно разговорчив, – произнес Ньют, улыбаясь – улыбался он, кажется, постоянно. А после смешно попытался поправить съехавшие на нос очки – руки-то его были прочно прикованы к подлокотникам.
Германн только отвернулся в окно и смотрел на облака, так напоминавшие воздушные замки. Он любил небо, и если бы не детская травма, никогда бы не пошел в медицину – стал бы летчиком, и проводил бы в нем столько много времени, сколько бы только мог.
– И что ты там читаешь все время? – не успокаивался Ньютон, пытаясь заглянуть в книжку, что доктор держал на коленях.
– Теория случайных процессов, – вздохнув, ответил он.
– Так ты математик? – восторженно переспросил Гейзлер. – Это круто!
Тот лишь тяжело вздохнул. Он открыл старый потрепанный блокнот, лежавший рядом, и сделал в нем заметку: «Больной не отдает себя отчета даже в том, кем являюсь я».
– Математика – просто хобби. Я доктор, мистер Гейзлер.
Хобби, которое всегда помогало ему спрятаться от своих проблем. Сухие, неэмоциональные, пустые цифры. Особенно толстые учебники спасали после тяжелых рабочих дней, которые выворачивали Германна наизнанку и выжимали из него последние соки. В каком-то роде, математика помогала избавиться от своих эмоций – которые психотерапевту совсем не были нужны.
А Ньют будто и не слышал его.
– Я тоже доктор! – весело ответил он. – Защитил шесть докторских. Ну и труда это стоило… А ты сколько? Эй, Германн?
Готтлиб уткнулся носом в свою книгу, не проронив ни слова весь оставшийся путь, порой только искоса и слегка испуганно поглядывая на руки Ньюта, разодранные его личными монстрами.

Доктор Готтлиб уже ненавидел кайдзю. Терпеть не мог этих страшных уродов, которые его пациент Ньютон Гейзлер даже спустя двух месяцев после перевода в новую больницу и курса интенсивного лечения продолжал рисовать на себе. Изымание вилок, ножей, бритв ни к чему не привели – больной выдирал гвозди из подоконника, пытался царапать ногтями, а потом с гордостью рассказывал о татуировках. И сделал он себе их, конечно, давным-давно, и сейчас у него, конечно, не кровоточили руки.
Единственное, что Германн мог сделать для него – принести несколько цветных ручек и как будто ненароком забыть их в его палате. Неправильно было поощрять его галлюцинации и навязчивые идеи, но так пациент хотя бы не травмировал себя.
Доктор ненавидел кайдзю не только из-за рисунков – он слушал о них каждый день. Ньютон то восторгался ими, то говорил, что «просто их изучает». А порой у него происходили припадки – самые настоящие, панического ужаса и страха. Чаще всего это случалось, когда за окном шел дождь, и начиналась буря – а это, на одном из отдаленных островов Гонконга, было далеко не редкость.
Ньюта не получалось выдернуть из придуманного ему мира. Он искренне верил, что он на секретной базе – что они вместе с Готтлибом ученые, работающие в программе. Он даже всем остальным сочинил истории. Пациенты, врачи – все в его мире играли роли, и одному богу было известно, что придумал для них Гейзлер.
Сейчас же в больнице настало время уборки – заключенных выводили на улицу, и все они работали. Германн стоял невдалеке и наблюдает за Ньютом: ни кандалы на ногах, ни охрана рядом так и не приводили его в чувства, как и не приводило ничего, испробованное раннее: он искренне верил, что подметает двор рядом с Шаттердомом. Высокие стены, электрическая проводка и колючая проволока не наводили на него никакого ужаса. Ньют был уверен, что это всего лишь защита и ничего большего. Что защищают его, а не от него.
Германн стоял здесь еще пару секунд – как всегда чересчур серьезный, старательно скрывая тягость на сердце. Его тяготило все: эта закрытая больница, бесконечный океан вокруг нее, десятки заключенных и, главное, – недуг Ньюта. Недуг, который, порой казалось ему, невозможно было победить.
– Эй, Германн! – крикнул Готтлибу пациент, заметив его, и приветливо помахал рукой. – Иди к нам!
– Я же просил не называть меня при всех по имени, – недовольно пробурчал доктор Готтлиб. Он потянулся к трости, которую облокотил о ближайшее дерево, и торопливо покинул двор, направившись в кабинет главврача Пентекоста.

– Никаких изменений, – произнес Германн, положив на стол врача массивную папку с отчетом. Стекер Пентекост – высокий и сильный мужчина, ему бы больше подошло быть военным, но никак не врачом, – смотрел на Германна сердито и с укоризной.
– Если он не принимает действительность, то он опасен. Готтлиб, вы сами знаете – за этот месяц он уже несколько раз…
– Совершал нападение на персонал и пациентов, доктор. Я знаю, ведь он мой пациент, – произнес Германн, как можно более сухо и спокойно. – Мы принимаем все меры. И проводим подтвержденный вами же курс лечения.
Доктор Пентекост тяжело вздохнул и, хмыкнув, сел за свой стол.
– Я не хочу этого говорить, но вы сами прекрасно понимаете, чем это все может закончиться, если ему так и не смогут помочь. Я против таких методов лечения, но Ньютон Гейзлер опасен – и при бесполезном лечении нам придется применить лоботомию. Вы знаете, это не я буду решать, я буду защищать его…
– Вам не придется, – твердо произнес Германн. – Я уверен, нам удастся его вылечить.
– Я надеюсь на это, доктор. Для нашей больницы будет тяжело перенести еще одну жертву.
В воздухе повисла острая, режущая тишина – они оба молчали, но думали об одном и том же: как они не старались и не защищали, пациентам Кайдоновским ровно неделю назад провели операцию, сразу обоим. Они были слишком сильными, слишком буйными, и никто в начальстве кроме Пентекоста не верил в возможность их лечения. Советом директоров было принято решение, и нерв, соединяющий лобные доли мозга с его остальной частью был удален, превратив их из людей в постоянно молчавших безэмоциональных марионеток.
– Надеюсь, вы меня поняли, – процедил Пентекост. – Вы можете быть свободны, доктор Готтлиб.

Германн готов был поклясться, что на послеобеденных процедурах с Ньютоном ничего странного не происходило. Точнее, более странного, чем обычно – потому что не называть странным побег от реальности и постоянные галлюцинации не смог бы никто.
Обострение последовало вечером, когда Готтлиб с доктором Пентекостом и дежурившим в тот день санитаром Хенсеном вошел к нему в палату – главврач и один из санитаров всегда совершали подобный обход незадолго до отбоя, навещая пациентов в присутствии их лечащих врачей.
– Ну что, доктор Готтлиб, – спросил доктор Пентекост, когда Герк запер дверь, – вы подумали о лечении?
Ньют сидел на кровати, молчал, но с интересом наблюдал за ситуацией.
– С нашей прошлой встречи прошло слишком мало времени, чтобы я смог придумать что-то новое, но… – произнес Германн под суровым взглядом главврача, – но у меня есть несколько мыслей. Если использовать методику…
Он рассказывал всего минуту, не больше. Внезапно, тихий до этого Ньютон, громко перебил его:
– Позвольте и мне вставить два слова!
Стекер и Геркулес посмотрели на него с удивлением. И, к огромному сожалению Германна, слово вставить ему дали. Слово, полностью подтверждавшее, что никакое лечение ему до сих пор так и не помогло, даже совсем немного – ситуация, наоборот, усугубилась.
– Я бы не хотел отправляться туда без какой-либо информации, – бодро продолжил Ньют.
– Ньютон, не позорь себя, – сердито сделал ему замечание Германн.
Слушать о том, что можно войти в дрифт с мозгом кайдзю, главврач не стал.
– Доктор Готтлиб, займитесь им вплотную, – только и произнес он. – Сделайте все, чтобы новое лечение помогло.
Они с Герком покинули комнату – необходимо было осмотреть десятки палат. Прежде, чем запереть Ньютона, Германн сдавленно произнес:
– У тебя ничего не выйдет. И пока ты в это не поверишь, ты обречен.
– Смелость города берет, чувак! – только и ответил ему Ньют радостно, убежденный в правоте своих слов – и изо всех сил защищая свои идеи и то, во что он так свято верил.

Прежде чем лечь спать, Германн Готтлиб долго смотрел на океан за окном и на волны, разбивавшиеся о скалы. Он уже не знал, кто заперт в этой тюрьме, он или его пациент – и выбраться отсюда он хотел больше всего. Но он не мог отказаться ни от перевода, ни от пациента – виной тому были и профессиональная честь и, то, что он будет всегда отрицать: привязанности.
Иногда отсюда все же удавалось сбежать – пару раз за полмесяца, когда приходил паром, и можно было уплыть в центр города. Но и там, честно говоря, делать было совсем нечего – бежать хотелось много дальше, к дому. Однако Готтлиб продолжал выезжать туда, хотя бы ради того, чтобы купить несколько новых книг по математике и цветные ручки – у Ньюта они заканчивались очень быстро, теперь он разрисовывал не только руки, но и все тело.
Германн достал несколько толстых, массивных книг по психотерапии из чемодана и, устроившись за столом, пытался придумать средство от этого психического расстройства, отчаянно искал выход. Выход для Ньюта, и, вместе с тем, для себя. Но он не просто хотел спастись с этого проклятого острова: никто не заслуживал лоботомии, и он ни за что не мог отпустить своего пациента и дальше идти по дороге к ней.

Громкий крик разбудил Германна. Он поднял голову – он так и заснул за столом над книгами. Схватив трость, Германн спешно, насколько позволяло ему это его здоровье, выбежал из комнаты. Крик был приглушенным, наверное, на этаж ниже – как раз этаж, где была палата Ньютона. Готтлиб был там уже через минуту.
Первое, что он увидел – была санитарка. Девушка лежала на полу без чувств. Странно, что никого здесь больше не было: неужели никто из персонала, кроме Германна, не слышал крик? Он быстро осмотрел ее: никакого вреда здоровью, она просто была оглушена каким-то тупым предметом. Скорее всего, санитарка просто доставляла лекарства из одной части в другую, как на нее кто-то напал.
Готтлиб догадывался кто, но не хотел принимать этот факт до последнего. Он медленно поднял глаза и увидел, что дверь в палату его пациента была слегка приоткрыта.
Открыть дверь в этой больнице сложно. Если пациент будет пытаться сделать это сам, то его ударит током – но, по всей видимости, санитарка хотела войти в палату, отключила электричество и открыла дверь.
– Господь милосердный, помоги мне, – прошептал Германн, прежде чем зайти внутрь.

– Ньютон! Ньютон, что ты натворил! – только и смог воскликнуть Готтлиб, когда перед его глазами предстала пугающая картина. Комната Гейзлера была в ужасном состоянии: оторвана дверца тумбочки, сбит ночник, кусками отодраны обои и по полу разбросан мусор. В центре этого лежал Ньют – с тарелкой на голове и шприцом в вене. На полу валялись разбитые ампулы сразу нескольких медикаментов: легкое успокоительное, снова ничего страшного и… морфий? Ньют был в сознании, и его трясло. Сосуды на одном глазу лопнули – скорее всего, результат одного из лекарств той страшной смеси, что он сделал. Германн готов был поклясться, что еще несколько минут – и от всех этих средств, что нельзя было смешивать, и уж тем более принимать часть из них внутривенно, можно было умереть.
– Что ты натворил, – только и мог произнести он, выдергивая из него иглу и помогая лечь на кровать.
– Я видел их, Германн. Я видел, я был прав, понимаешь? Моя теория. Моя теория верная, Германн.
Готтлиб не мог его слушать. Он налил в стакан воды, сел рядом с ним и, нахмурившись, произнес:
– Молчи, пожалуйста, и пей.
Ньют обиженно засопел. Его пальцы дрожали настолько, что Германну пришлось напоить его самому, придерживая его голову одной рукой, а стакан – другой.
– Зачем ты это сделал? – строго спросил он, но голос его дрогнул. – Никогда, никогда больше этого не делай, ты понял?
Германн сидел на кровати рядом с Ньютом и смотрел на него испуганно. Того по-прежнему трясло и чувствовал он себя просто отвратительно, но взгляд его был победоносным:
– Я вошел в дрифт с мозгом кайдзю. А вы мне не верили, – еле мог произнести он в своей лихорадке.
– Жди здесь, – произнес Готтлиб серьезно и вышел из комнаты – санитарка, оглушенная Ньютом, тоже нуждалась в помощи. Девушка уже очнулась, и он помог ей прийти в себя.
– Я сейчас же доложу главврачу, – пообещал он, дав ей строгое наставление отправляться в свою комнату.
Но к доктору Пентекосту он приходит только спустя двадцать минут. Ньютон Гейзлер – его пациент, и прежде он старается помочь ему и оказать первую помощь, дает лекарства и ждет, пока того вырвет – снова укладывает на постель и слушает отрывочный бред о параллельной вселенной – той, откуда пришли его монстры. Он неосторожно смахивает с постели осколок одного из стаканов – так и не узнав никогда, что это диктофон Ньюта, и что он говорил в этот осколок несколько минут назад. Ньютон недолго может прибывать в себе после произошедших процедур, но Германн, с присущей ему неловкостью, такой странной для психотерапевта, пытается успокоить его и утешить. Когда его пациент теряет сознание, доктор Готтлиб еще некоторое время сидит на его постели – не то собираясь с мыслями, не то волнуясь, что он может очнуться, и ему снова потребуется помощь. Лишь спустя несколько минут он уходит за главврачом.

На следующее утро Германн сидел в кабинете Пентекоста, мечтая слиться с креслом и провалиться под землю. На пациенте сорваться главврач не имел права – а потому досталось его доктору. Пентекост никогда не кричал, но его металлический твердый голос был хуже любого крика. Произошедший случай стал нонсенсом: мало того, что пациент набросился на санитарку, он отобрал препараты – и, подумать только, вводил их внутрь своего организма. О том, что шприц с тарелкой и разбросанные по палате обломки и мусор – это часть одного целого, изобретения Ньюта, дрифт-машины, как он его назвал, Пентекост узнал сразу, стоило ему зайти в комнату. Гейзлер тут же проснулся, и хотя прийти в себя все еще не мог, трясся и дрожал, но рассказал, что смог войти в дрифт с «мозгом кайдзю» – а на деле же не было никакого мозга, никакого дрифта – только шприц и препараты в нем.
Пентекост тогда обернулся к Германну, и тот сразу отчитался о только что проведенном осмотре пациента и его состоянии.
– Ты должен сделать это еще раз, – нахмурился Пентекост, – мне нужно больше информации.
– Ну, только если у вас не завалялся еще один мозг кайдзю, – произнес Ньют, внимательно слушавший их разговор, и воспринявший последнее предложение на свой счет. И на серьезный, испепеляющий взгляд главврача только с удивлением и неким трепетом спросил:
– Что, есть?
И на утро Пентекост отчитывал Готтлиба – пациент мог угробить себя, и только он, Германн, был бы в этом виноват. Защищаясь от нападок, Готтлиб осторожно заметил, что он лечащий врач – и он проводил некоторые процедуры, и что все зависело не только от него, хотя он и боролся за рассудок пациента, боролся из последних сил… И сколько стараний пришлось затратить Германну сейчас, чтобы убедить Пентекоста не переводить Ньютона в корпус C – корпус для особо опасных преступников, куда никогда не проникал солнечный свет, и где пациентов содержали буквально в клетках.
– Германн, – прервал речь доктора Пентекост, – послушай. Сейчас поле бое – это разум мистера Гейзлера. Все мы боремся за него – но главный воин в этом он. А ты – человек, который должен направить его, указать ему дорогу. Ты его проводник, черт возьми!
Готтлибу было поистине жутко: он почти никогда не видел главврача таким. Ему во всех ситуациях удавалось сохранить ледяное спокойствие, хоть и просто видимое – и то, что он так злился сейчас, означало только экстренный случай близкий к безвыходности.
– Доктор Готтлиб, мы можем вернуть вас в Германию и назначить Ньютону Гейзлеру другого лечащего врача. Вы – ценный специалист, но если вы не в силах, то проще отказаться.
Германн молчал несколько секунд. Он смотрел в окно, на ледяной серый океан, на тяжелое небо, готовое вот-вот обрушиться на землю стеной дождя. Бесконечные тянущиеся секунды он смотрел на свою тюрьму, а после перевел решительный взгляд на Пентекоста:
– Разумеется, нет. Я займусь лечением и составлю новую программу.
– Вы знаете, почему он попал сюда? – спросил главврач очень сухо.
– Я читал дело… – осторожно ответил Германн.
– Должны были. Но, кажется, так этого и не сделали, потому что все не можете понять, с кем имеете дело.
– Я всегда читаю все дела, – попытался защититься Готтлиб, но Пентекост снова перебил его.
– Он троих человек зарубил, Готтлиб. Ты понимаешь, что это? Он не просто их зарубил, он разрезал, перешивал их части тела, сшивал друг с другом, с мертвыми животными. Он сам создал своего «кайдзю».
– У него было состояние аффекта, доктор, он не понимал, что делал, и…
– Поэтому он и здесь, а не в тюрьме. Но думаешь, у него не может снова случиться припадок? А если б он эту санитарку разрезал на части? Исполосовал вдоль и поперек, а потом в ужасе говорил, что это «кайдзю»?
– Он бы не сделал, он уже в своем мире…
– Да, он создал новый мир в своей голове, где чудовище не он – где есть новые чудовища. Он бежит от реальности, но чтобы вылечить его, он должен эту реальность принять. Принятие, раскаяние, исправление и лечение – то, что необходимо мистеру Гейзлеру. Вам это понятно, доктор Готтлиб?
– Совершенно, – заключил Германн, тяжело вздохнув.
– Все в ваших руках, доктор, – произнес Пентекост. – Я не смогу долго защищать его перед советом директоров, особенно после случившегося. Можете быть свободны.
Германн кивнул и, стараясь как можно быстрее покинуть комнату, буквально налетел на санитара Хенсена, ждавшего своей очереди, чтобы зайти в кабинет. И так обычно довольно мрачный, сегодня он был темнее тучи.

Спускаясь по лестнице в столовую, Германн понял, что служило причиной такой необычной мрачности санитара – навстречу вели его сына в смирительной рубашке. Лицо Чака Хенсена было разбито, а в глазах пылали злость и ярость – он пытался вырваться, но санитары были значительно сильнее его.
Чак всегда отличался буйным нравом, но отец никогда не отворачивался от него. Санитаром бывший полковник Хенсен тоже стал из-за сына. Германн редко лез в чужие дела, но, кажется, эту историю отца и сына знала уже вся больница.
От жены-алкоголички Герк ушел, забрав с собой маленького сына. Надеялся, что та от стресса придет в себя, и они вернутся, но чуда не случилась – она стала только сильнее пить, и, так и не выйдя из запоя, скончалась. Чак не мог простить этого отцу, повесив на того вину в смерти матери. Уже в тринадцать лет он стал сбегать из дома, участвовать в драках – выливал свою злость на всех окружающих, а несколько раз избивал и отца. Все это не могло привести ни к чему хорошему: и вот, спустя некоторое время, Чак стал убийцей, но признан невменяемым, и переведен в эту больницу. Геркулес сына оставить не мог, и, чтобы все время быть рядом, подал в отставку, наплевав на все перспективы и возможности, и устроился в психбольнице санитаром. Чак не хотел видеть отца, а Герк все равно пытался защитить его – раз он не смог сделать этого в прошлом. Он даже уговорил главврача Пентекоста дать разрешение на содержание собаки Чака в больнице – только вот младший Хенсен все равно отца искренне ненавидел.
Германн проводил Чака взглядом и нервно сглотнул. Место, где он оказался, было поистине страшным. Когда он бежал сюда два месяца назад, он и подумать не мог, как сильно будет мечтать бежать уже отсюда.

Внизу в столовой только пятна крови на полу напоминали о недавней драке. Доктор Готтлиб, в ужасе обойдя их – такое в этой больнице не редкость, но привыкнуть к этой жути все равно невозможно, – взял поднос и устроился за столом, хоть и аппетит пропал напрочь. Через несколько минут к нему подсела молодая врач – Мако Мори, приемная дочь Пентекоста. Стекер был против, чтобы его дочь работала здесь, но девушка хотела этого больше всего на свете. Он забрал девочку и удочерил когда-то давным-давно, когда ее отец и мать совершили двойное самоубийство. Мако мечтала о том, чтобы спасать людей, таких, как были ее настоящие родители, а еще пойти по стопам приемного отца. Все сводилось к тому, чтобы стать психиатром, и простым психологом быть она наотрез отказывалась.
– Кому это он так? – тихо спросил доктор Готтлиб, смотря пустыми глазами в свою тарелку.
– Райли Беккету, – ответила девушка.
– Беккет? – растерянно протянул Германн. – Я не припомню такого пациента.
– Его перевели всего два дня назад, вы могли просто еще не встретить его, – произнесла Мако, слабо улыбнувшись. – Он убил одного человека, чем довел своего брата до самоубийства. Думал, что защищает брата – а вышло наоборот. Его нашли пару дней назад, на стройке… Хотел забыться работой и бежать от реальности.
– О, это еще не побег от реальности, – грустно вздохнул Готтлиб, вспоминая о бледном, трясущемся Ньютоне после его неудачного дрифта, о его вечно расцарапанных – даже цветными ручками, руках, о том, как в чужих диалогах он слышал что-то свое, и обо всем, что нес этот мужчина – кажется, он никогда не говорил ни о чем нормальном.
– Но я очень хочу ему помочь, – произнесла Мако. – И я сделаю все, что в моих силах!
– Разве главврач вас допускает к работе с такими тяжелыми пациентами? – удивленно произнес Германн, подперев голову рукой.
– Раньше не допускал, – честно ответила она. – Но Райли общий язык может найти только со мной. Кажется, доктор Пентекост сдался.
Готтлиб только кивнул. Какая самоотверженная, но глупая девушка – бежать ей отсюда нужно. И не просто из больницы, но изо всех больниц, из психиатрии. Сжечь все книжки, найти другую работу – и никогда не пропускать через себя боль всех этих несчастных. Особенно тогда, когда болезнь оказывается сильнее. Когда безумие полностью пожирает твоего пациента, а ты ничего не можешь сделать – каким бы гением психиатрии ты не был.
– Я не намерен читать вам нотации, мисс Мори, но вы уверены, что это хороший выбор? – произнес Германн, подняв на девушку глаза.
– Я приняла его еще в тринадцать лет, – ответила та, совершенно отчетливо поняв, что вопрос был не о Райли – но, много шире.

Никаких сеансов терапии в этот день Ньютону не назначали. После произошедшего, его оставили в палате, проводили очищение организма и поили лекарствами. По-хорошему, доктору Готтлибу незачем было навещать его, но он зачем-то – сам не осознавая зачем, все равно зашел. Ньют спал – беспокойно, лихорадка все еще не проходила. Германн присел на постель, глядя на своего пациента пристально и внимательно, думая о чем-то своем. Когда Ньютон открыл глаза, Готтлиб вздрогнул всем телом. Но тот совсем не удивился и спокойно произнес:
– Ты пойдешь на черный рынок со мной?
– Ньютон, – вздыхая, ответил он, – тебе нельзя больше делать это. Ты убьешь себя.
– Это хорошо, что не пойдешь, – не слушая его слов, перебил Ньют. – У тебя нога больная, тебе туда соваться незачем. Я сам все сделаю, – и он тепло улыбнулся Германну. Доктор Готтлиб нахмурился.
– Это даже не мозг кайдзю. Ты в себя препараты вводил, морфий. Это безумие, это не мозг – это лекарства. Тяжелые лекарства, это наркотики.
– Как всегда ты со мной споришь, Германн, – пробурчал Ньютон. – Кто это сделает, если не я? – произнес он, еле шевеля губами, и снова провалился в сон.
Готтлиб поймал себя на внезапной мысли, что он все больше начинает сочувствовать своему пациенту, что ему все больше его жаль, и что он все сильнее пропускает его боль через себя. Он резко помотал головой, стараясь отогнать от себя ненужные мысли: это нерационально и неправильно, и ведь он врач, в конце концов.
Он осторожно, кончиками пальцев провел по царапинам Ньюта, которые тот с гордостью именовал татуировками, – и резко отдернул руки, будто поймал себя за чем-то постыдным. Это всего лишь научный интерес, доктор Готтлиб, и щеки горят, потому что здесь так жарко и душно – просто невыносимо в этой маленькой комнатке. Германн поправил одеяло и поспешно покинул комнату, надежно запирая дверь. Больше Ньютон не сможет выбраться, ведь теперь лекарства ему будут приносить с охраной – и больше никаких дрифтов с мозгами кайдзю, успокаивал себя он.

Так или иначе, доктор Готтлиб успокаивал себя напрасно – тем же вечером Ньютону удалось сбежать. На острове начался страшный шторм, и из-за погоды в больнице случился перепад электричества. Судя по всему, когда свет в его палате исчез, Гейзлер все понял – дверь больше не была подключена к электричеству, и простой замок ему с легкостью удается выбить. Когда хватились заключенных, тот уже бежал.
Поиски длились целую вечность. И Доктор Пентекост хмуро отметил, что если Ньютона скоро не найдут – придется вызывать федеральных маршалов искать его. Его труп – глухим голосом добавил он, взглянув в окно. Такого сильного шторма остров не видел очень давно – если пациент сбежал на улицу и проведет там хотя бы сутки, то вряд ли он останется живым.
Спустя пару часов, персонал все же находит – но не его, а фармацевта Чау. Тот был очень характерным, но исполнительным и обязанным работником. Мистер Чау лежал без чувств – он потерял сознание от болевого шока. На лице его был длинный и глубокий порез, рассекающий глаз – человек, лежавший на полу и истекавший кровью, представлял собой не самое приятное зрелище. В маленькой подсобке, где хранились все медикаменты, было разбито несколько банок – вероятно, осколком одной из них и был нанесен порез.
– Найди его, – зашипел главврач на Германна, – пока он не прикончил кого-нибудь. Ты же сам говорил, что новые припадки невозможны?
Доктор Готтлиб только отдал честь и спешно покинул подсобку, где несколько человек, переложив мистера Чау на кушетку, уже приступили к срочной операции – благо, в этом сумасшедшем доме кроме психотерапевтов и санитаров были хирурги для подобных непредвиденных случаев.

Германн, набрав в себя воздух, распахнул дверь и окунулся в ад. Сейчас улицу и не назовешь по-другому – настоящий ад, как он есть. Несмотря на то, что все склонны были считать, что Ньютон выбежал из больницы, только три человека осмелились в такую погоду покинуть здание – остальные искали внутри. И четвертым стал доктор Готтлиб.
В теплом пуховике с мехом было и не так страшно, только вот капюшон все время спадал на глаза. Его трость на несколько сантиметров тонула в грязи, стоило ему опустить ее на землю, но другого выхода у него не было. Поисковая операция сейчас обыскивала маяк – доктор Готтлиб же не знал, что потянуло его в сторону леса.
Лес был не таким уж большим, но Германн за несколько минут уже смог заблудиться. Идти сюда в шторм было самой абсурдной идеей – но где-то был его пациент, скорее всего в состоянии аффекта, в новом припадке, и Готтлибу необходимо было его спасти. Мокрые ветки больно били по лицу, он спотыкался о корни деревьев, но продолжал идти.
Ноги сами вывели его к большому кладбищу. Увидев эту картину, Готтлиб был готов поклясться, что его сердце пропустило удар. И он уже готов был идти отсюда, возвращаться обратно, бежать – насколько позволяла его травма – когда он заметил склеп.
– Что я делаю, – произнес он тихим голосом, ругая самого себя. – Что я делаю.
Но склеп был идеальным местом, чтобы переждать бурю. И вдруг, вдруг бы так же решил Ньютон, сбежавший и забившийся в укрытие? И Германн, скрепя сердце, толкнул дверь.
Из-за сильного, резкого и свистящего ветра, дверь резко, с отвратительным грохотом распахнулась. Внутри была страшная и непроглядная темнота – тяжелые тучи затянули все небо, и даже на улице почти не было света, что было говорить о старом склепе.
– Ньютон? Ньютон, ты тут? – позвал доктор. Ответа не последовало, и он уже хотел убираться отсюда поскорее, как вдруг услышал сбившееся дыхание и тихое:
– Я же говорил тебе не ходить сюда.
Германн резко вздрогнул, но пошел на голос и затворил в дверь. По крайней мере, теперь он нашел пациента – и с души его будто свалился тяжелый груз. Теперь они смогут переждать шторм здесь вместе, а о том, что будет потом, лучше не думать – если Ньютона не отправят на лоботомию, то перевод в корпус C покажется легким наказанием.
– Зачем ты пошел на это? Чего ты пытался добиться? – спросил Германн строго.
Он подошел ближе и присмотрелся, стараясь привыкнуть к темноте, – Ньютон лежал на земле, свернувшись.
– Господи, поднимись, – произнес доктор Готтлиб, но тот его не слушался. И, с трудом усевшись – опуститься на землю из-за больной ноги оказывается не так просто – Готтлиб устроился рядом.
– Кайдзю, – нервно шептал Ньютон, закрывая уши руками. – Их трое было. Двойное явление – а потом новорожденный появился. Он Ганнибала Чау сожрал, Германн. Только туфлю оставил.
– Кайдзю не существует, – резко возразил Германн. – И Чау жив, только лицо ты ему разрезал.
– Чушь! – возмущенно воскликнул Ньютон. – Что ты вообще несешь, Германн?
Повисла пауза, и Гейзлер снова тихо прошептал:
– Он сказал мне, что я создал кайдзю. Это неправда. Он был не прав.
Германн взял руку Ньюта в свои и почувствовал на его ладони порез – скорее всего, от того же стекла, что и разрезало Ганнибалу лицо.
– Нет, Ньютон. Кайдзю не существует в принципе, – произнес Германн. Ньютон не создавал кайдзю – уверял он себя – он убил людей, и, может, простое убийство будет принять ему проще, чем сводящую с ума метафору. Несмотря на то, что в припадке безумия бывший доктор Гейзлер хотел создать именно чудовище, которого потом и боялся.
Но память быстро стерла из головы Ньютона нежелательные воспоминания – он настолько погряз в своем мире, что секундный яркий проблеск сразу потонул в мареве безумия.
– Они были, я их видел! – настаивал Ньют. Он сел на землю и недовольно произнес, – Если ты мне не хочешь верить, то не верь. Ты мне не веришь никогда – но я их видел. Они чуть не убили меня. Они приходили за мной – из-за моего дрифта, они меня искали…
– Никто тебя не искал. Потому что и дрифта никакого не было, – сердито перебил его Германн.
– Говори, что хочешь, – ответил Ньютон, – но у меня очень мало времени, чтобы провести второй дрифт.
Гейзлер отполз немного в сторону, и теперь Германн, когда глаза немного привыкли к темноте, заметил рядом несколько ампул с лекарствами и пачку шприцов.
– Разлом должен быть захлопнут, – произнес Ньютон твердо и потянулся к ним.
– Нет, Ньютон, – помотал головой Германн, чувствуя холодный пот ужаса на спине.
И в этот момент в нем перемешивались самые разные эмоции. Он злился на Ньюта – за то, что он сбежал, за то, что травмировал медбрата и за то, что все еще продолжает отрицать реальность. За то, что он его не слушался, и что никакое лечение не могло сработать.
К злости добавлялось беспокойство – ведь он чуть не убил себя в прошлый раз, вдруг убьет сейчас? Ньютон довольно сильный, и если Германн станет выдирать у него лекарства, то может завязаться драка. Доктор Готтлиб – со своими тремором и травмой, вряд ли одержал бы победу – но и не это сейчас главное.
Главное то – что внутри, в сознании Ньютона шла война. Не война между здравомыслием и безумием: война между человечеством и страшными монстрами. И на этой войне, в которую он верил, которую он видел – он был совсем один.
– Ты уверен, что это поможет захлопнуть разлом? – уточнил Готтлиб помертвевшим голосом.
– У меня нет гарантий, чувак, но не попытаться я права не имею – мы можем извлечь важную информацию, и тогда можно будет успешно сбросить бомбу.
Что еще за бомбу? – подумал Германн, но все же думал об этом варианте. Если пойти на поводу у Ньюта, то вдруг, если тот разлом в его сознании взорвется, и человечество победит кайдзю – то и он своих монстров победит? Но Германн старался отбросить внезапное решение и не хотел хвататься за эту ниточку – слишком неправильно, слишком опасно и непрофессионально.
– Они проведут лоботомию, если ты не поверишь, что их не существует, – произнес он глухо, пытаясь хоть как-то заставить Ньютона поверить.
– Очень жаль, обидно ошибаться, – только и ответил Ньют, глядя куда-то пустым взглядом. – У меня вот-вот перегрузится нейро-мост. Хочешь помочь – помоги!
Доктор Готтлиб решил, что он самый отвратительный врач, которого только носила земля. С чего он взял вообще, что смог бы лечить такие запущенные и тяжелые случаи? Он должен был жить в Германии и дальше, консультировать семейные пары на грани развода и суицидальных подростков, а по вечерам читать толстые математические тома. Быть может, тогда бы у Ньютона был хороший лечащий врач – не идущий у него на поводу. Но сейчас Германн снова возвращался к единственному выходу и хотел верить в то, что это поможет захлопнуть разлом в его голове.
– Надо идти вместе, – наконец произнес доктор Готтлиб. Произнести эту фразу было невероятно сложно, и он чувствовал, как пересохло его горло. Он вспомнил, что Ньютон рассказывал ему про егерей, которые преследовали его во снах – пилоты делили нагрузку на мозг. – Я подключусь с тобой, – уже немного увереннее добавил он.
Конечно, Германн никогда не пошел бы на сознательное убийство или самоубийство – он думал, как бы ему вместо смеси всех лекарств заправить в шприц только немного снотворного, в нужной дозе. Теперь наверняка сделать ему это будет намного легче.
– Ты серьезно? – переспросил Ньют, не веря своим ушам. – Ты пойдешь на это ради меня? Вернее… Ты пойдешь на это со мной?
Доктор Готтлиб, опираясь спиной о холодную стену склепа, только вздохнул. Знал бы Ньютон, что именно ради него он и шел на это – чтобы тот, наконец, пришел в себя. Или, если не удастся, хотя бы не был один.
И тогда он произнес самую глупую фразу, которую только мог, за всю свою жизнь:
– Ну, когда альтернатива – это глобальное уничтожение, разве у меня есть выбор?
Ньют просиял. Германн видел радостные огоньки в глазах Гейзлера, улыбку на лице и думал, что хотя бы ради этого и стоило пытаться.
– Тогда повторяй за мной, – произнес Ньютон, поднимая руку, – мы поимеем этого гада!
– Ну, конечно, – ответил Германн, пытаясь пожать его руку, и почти сам поверивший в то, что говорил, – мы всенепременно поимеем этого гада.
– В кабинете было сделать это проще, – немного расстроенно добавил Ньютон, – у меня часть оборудования отобрали на черном рынке, – и он потянулся к разбросанным медикаментам.
Теперь не было тарелок на голове и разбросанного мусора – только шприц и медленно сочащийся из нее яд.
– Ньютон, давай я сам, – произнес Германн, ловко вынимая из его трясущихся рук – хотя, кажется, теперь руки трясутся и у него самого, нет, конечно, это всего лишь тремор, – ампулы. Он наклонился и начал опустошать их содержимое на пол так, чтобы Ньютон не заметил. Среди ампул он заметил веронал натрия – пускай именно оно будет «мозгом кайдзю», решил про себя он.
– Германн, ты готов? – спросил Ньютон, забрав шприц. – Запуск синхронизации через пять, четыре, три, две… одна.
Германн осторожно помог своему пациенту воткнуть иглу в вену, предварительно продезинфицировав руку Ньюта лекарством, содержавшим спирт – если он и идет на глупость и безрассудство, то пускай, по крайней мере, они будут безопасными. А после, чтобы он видел, новым шприцом поставил немного снотворного и себе.
Доктор Готтлиб чувствовал, как лекарство медленно разливалось внутри него. Было больно и неприятно – а уже через некоторое время он начал проваливаться в сон и перед глазами стали мелькать какие-то образы и смутно различимые картинки.
– Ты видел? Ты видел это? – прокричал Гейзлер через несколько секунд, находясь на грани сна и реальности.
– Ничего не получится, – только и вымолвил Германн. Ничего не получится, потому что он уже не верил в эту идею, в этот план, и что после подобной операции Ньютон мог прийти в себя. Его пациент только снова видел кайдзю.
– Нужно сообщить остальным, – судорожно пробормотал Ньютон и попытался подняться на ноги – те почти не держали его, и он сразу упал. Германн крепко сжал его за плечо, но Гейзлер все еще пытался высвободиться.
– С дороги, фашист! – выпалил он заплетающимся языком, но уже через несколько мгновений потерял сознание – а за ним и доктор Готтлиб.

Они заснули прямо на грязном полу темного склепа под пугающие звуки шторма на улице. Готтлиб так и сидел, облокотившись о холодную стену, а голова Ньюта упала на его колени. Старый потолок кое-где провисал, и капли дождя просачивались через него и с гулким звуком падали на землю. Германн не отдавал себя отчета в том, сколько времени они спали – но через некоторое время Ньютон сам разбудил его. Сейчас Гейзлер хоть и выглядел ужасно, но много лучше самого Готтлиба – организм Германна плохо отреагировал на медикамент, и доктор чувствовал себя отвратительно, будучи готовым вновь вот-вот потерять сознание.
Через витражные окна под потолком было видно, что на улице все еще темно, а их по-прежнему не нашли. Сейчас это только к лучшему – сразу мысленно отметил про себя доктор Готтлиб.
– Мы сделали это, – произнес Ньют. Он радовался и буквально сиял, и Германн – как бы дико это не было в подобной ситуации – тоже не смог сдержать слабую улыбку.
– Кайдзю больше нет? – спросил Германн.
– Ты же сам все видел, – прошептал Ньютон. – Райли и Мако взорвали разлом, и портал захлопнулся. Мы сделали это.
– А что дальше? – спросил врач, в глубине души все еще надеясь услышать, что Ньют примет реальность.
– Будем продолжать проводить исследования. Материала столько, что, думаю, нам до конца жизни хватит, – усмехнулся его пациент.
Внутри Германна как будто что-то оборвалось. Но даже если Ньютон и будет жить со своим собственным миром внутри себя – монстры отступили. И Германн постарается защищать его, защищать все то оставшееся время, что у них будет. Ведь если кайдзю нет, то, быть может, и Ньютон не будь столь опасным? Разлом захлопнулся, война закончилась – и не важно, что за война это была. И тогда Германн решил, что пока он здесь, на этом острове, никто не причинит Ньютону вреда – даже если его переведут в корпус C, он будет рядом с ним.
– Им до нас не добраться, – судорожно произнес он. – Мы слишком умные.
Доктор Готтлиб наконец осознал, что с этого острова им никогда не выбраться. Но почему-то сейчас принять этот факт оказалось удивительно легко.
Ньютон уже заснул снова, когда дождь потихоньку начал стихать. Доктор Готтлиб оставил свой пуховик, укрыв пациента, а сам ушел – лучше он сам доложит главврачу Пентекосту о произошедшем, чем об этом узнают, когда найдут их здесь вместе. Он забрал банки с препаратами с собой и избавился от них по дороге в лесу.

Из леса Германн выбрался еле-еле. Он зашел в помещение мокрый, перепачканный и весь в грязи – санитар Хенсен стоял в коридоре возле окна и встретил Готтлиба пустым взглядом. В руках он привычно держал поводок, и Макс лежал в его ногах. Рядом с ним был доктор Чои – и выражение лица его было необычно мрачным и испуганным. Геркулес курил сигарету и как-то больше на автомате спросил:
– Ну что, нашел?
– Да, – кивнул Германн, – да, я его нашел.
– Где он был? – нахмурился Герк.
– В старом склепе, на кладбище, – сразу честно ответил Германн – теперь ему уже незачем было это скрывать.
– И как он?
Готтлиб подошел ближе и прислонился лбом к холодному стеклу окна. Он пытался прийти в себя пару минут и наконец произнес:
– Тот разлом, что ему чудился – откуда пришли его монстры, закрыт. Он по-прежнему не осознает реальность, но кайдзю больше нет.
– И что дальше? – хмыкнул Хенсен. – Будешь ждать нового разлома?
– Вряд ли он откроется снова. В любом случае, другого выхода нет.
– Ты уже не врач, Готтлиб, – произнес Герк и сделал затяжку. Он помолчал несколько секунд и продолжил, – Ты его реальность принял. Защитником его будешь?
Нет, Германн хотел возразить. Нет, он будет бороться, но… Слишком много правды в словах Герка.
– Ты ведь защищаешь Чака. Всем нам приходится защищать кого-то.
– Не защитил, – с горечью в голосе ответил Герк и закрыл глаза. А после выкинул окурок и добавил помертвевшим голосом, – Может, у тебя лучше получится.
И, не дожидаясь вопросов, он развернулся и скрылся в коридоре. Бульдог нехотя засеменил за ним своими короткими лапами. Тендо, молча стоявший рядом все это время, произнес дрогнувшим голосом:
– Лоботомия. Когда тебя не было, Чак в кровь избил троих – они инвалидами до конца жизни останутся. И за мистера Чоу Ньютона могут…
О произошедшем Германн слушал в ужасе. И, кажется, ему было страшно – впервые в жизни настолько. От этого страха за своего пациента, из-за сочувствия к Хенсену и его отцу, внутри у него все сжималось. Но он ведь обещал себе, что сделает все, чтобы спасти Ньютона. Если ему проведут лоботомию, Германн готов поклясться, что хоть ножом для колки льда расковыряет свой мозг – ведь так проводили первые лоботомии? – если не сможет его спасти.
– Не станут, – ответил он и уверенно направился прямо в кабинет главврача. Сейчас он верил в то, что все сможет. И в голове стучит голос Пентекоста: «Все в ваших руках, доктор Готтлиб», а еще почему-то «Мы сделали это» Ньюта.
– Это еще не все, доктор Готтлиб, – продолжил Тендо, и Германн остановился. – Пентекоста с должности убрали – говорят, что из-за болезни.
– Это говорят, а на деле? – спросил Германн. Но он сам уже догадался почему – и это ужасно, поистине ужасно, ведь их оплот, последняя защита, только что пала. Каким бы Пентекост не был строгим врачом – он всегда вступался за своих пациентов и делал все ради них. Кто знал, что могло быть дальше.
– Слишком активно защищал Чака. Его и после случая с Кайдановскими уже понизить хотели, но тогда он сдался. Так что тебе сразу в совет директоров, они все еще здесь.

Тендо присел рядом с Ньютоном. Он был очень обеспокоен и говорил слишком нервно:
– Германн сказал, что разлом захлопнулся в твоей голове. В твоей, чертовой, голове, понимаешь? Пожалуйста, скажи мне, что он не сошел с ума. Или что я его неправильно понял.
Гейзлер посмотрел на него растерянно:
– Ты тоже это заметил? Мы с ним много времени проводили вместе, и я эту вижу. Ты знаешь, будто он не признает реальность.
– И давно так с ним? – нахмурился Чои.
– Кажется, все время, что я его знаю, – тяжело вздохнул Ньютон. – Сначала думал, мне чудится. Потом решил, что обойдется. Но… – он резко прервался, и они оба молчали.
Мимолетная радость от того, что война закончилась, медленно испарялась. Ньют кутался в пуховик, что оставил ему Германн, прежде чем неожиданно куда-то убежать, и будто собирался с силами, чтобы продолжить.
– Он бежит от действительности, – наконец произнес Гейзлер. – Я думаю, его мозг просто не принимает факта того, что появились кайдзю. Он хороший специалист – но работу свою выполняет будто во сне, трансе. Хотя сейчас, когда кайдзю не стало, будет намного проще.
– Может, ему помощь нужна? Обратиться к психиатру? Почему ты раньше никому не сказал? – спросил Тендо с нескрываемым волнением в голосе.
– Его с таким подходом к жизни в психушку сразу спрячут. Мы сможем вынести еще одну потерю?
Ньют перевел взгляд на Тендо – несмотря на легкое непонимание в его глазах, он все же кивнул, и тот продолжил необычно серьезно:
– Я врач, Тендо. Я слежу за ним все это время. Слежу и забочусь.
– Он же… Он же в обществе совсем не сможет адаптироваться, – только и ответил тому Чои – он уже не спорил, а просто констатировал тихим голосом.
– У него есть мы, – произнес Ньютон и улыбнулся больной и измученной улыбкой. – А я его точно не оставлю. И, знаешь, что? Порой мне кажется, что это мы все здесь сумасшедшие, а он – единственный вменяемый человек в нашем сумасшедшем доме.

Конец.

@темы: Raiting: PG-13, Dr. Newton Geiszler/Charlie Day, Dr. Hermann Gottlieb/Burn Gorman, Fanfiction

---

[.timber]

вроде этих артов тут еще не было, но т.к. я - рыба-дебил, могут быть повторы
сайнсбро, братья Беккеты, очень внезапные Тендо/Йенси, Чак, тройняшки, все вперемешку, я не виноват D:

моааар, моааар артов

Young Chuck giving his very first autograph
The B-word was a no-no at that time already.(с) артер

@темы: Art, Dr. Newton Geiszler/Charlie Day, Raiting: PG, Dr. Hermann Gottlieb/Burn Gorman, Chuck Hansen/Robert Kazinsky, Raleigh Becket/Charlie Hunnam, Mako Mori/Rinko Kikuchi, Marshal Stacker Pentecost/Idris Elba, Hercules Hansen/Max Martini, Yancy Becket/Diego Klattenhoff, Tendo Choi/Clifton Collins Jr., Wei Tang Triplets/Charles Luu, Lance Luu, Mark Luu, Gen

---

просто Ньютон

[valela]

@темы: Art, Gen

---

[~Aliss~]

Пошла, ограбила тумблер... Теперь делюсь добычей) Вроде такого тут не было

Герк Хансен

Герк Хансен

(с)

Подозреваю, что примерно так и было...

(с)

Осторожно, косплей!

На мой взгляд, отличный косплей - парень очень вхарактерен XD
UPD: моя вера в лучшее не оправдалась... по запятьям определили, что это девушка)


(с)

@темы: Art, Raiting: PG, Gen

---

Стенд Pacific Rim

[Сонхейд и Кёрстин]

Господамы, раз уж питерский фандом такой большой и замечательный, может, найдутся среди него люди, которые собираются делать косплей по Рубежу/огромных человекоподобных боевых роботов (или маленьких ^^)/etc? Все это можно объединить и собрать к Старкону шикарный стенд а может, и не к Старкону, время упороться всегда можно найти. Возможно, многие из вас уже заняты в подобных проектах, но вдруг. И, да, до фестиваля ооочень далеко, но готовь сани летом, как говорится, егеря не в один год строились.))
Добровольцы:
Сонхейд и Кёрстин, два в одном + 2-3 добровольца на подмогу
Laughing_Loki
valerie_flower
Doctor Offline
Dr. Watari
Оксиз + 1 (возможно)
vitamin_k (?)
Spitzer Igel
Raleigh
песнь дерева
Melaris

Для дальнейшего обсуждения стенда (еще раз стенда и ничего кроме стенда хх) перебазируемся сюда.

@темы: Information

---

[Sgt. Muck]

Извиняюсь, меня снова накрыло

Название: Обещание для Тендо
Автор: Sgt. Muck
Пейринг: Райли Беккет/Тендо Чои, уп. Райли Беккет/Йенси Беккет, Йенси Беккет/Тендо Чои
Рейтинг: PG-13
Размер: мини, ~4100 сл.
Жанр: ангст, hurt/comfort, romance (сомнительный такой)
Саммари: Пять лет Райли удавалось сдерживать в себе потребность снова вернуться в прошлое, но на базе в Гонконге он проигрывает единственный раз, что приведет его к тому, кого он посчитает заменой старшему брату. Однако, даже сбегая от воспоминаний, ему придется снова пережить судьбоносный дрифт и принять решение, к которому он, кажется, не готов.
Предупреждение: ООС, инцест

В темноте обмануться легко. Потому Райли приходит туда только тогда, когда база погружена в полную тьму. Когда не работает даже дежурное освещение – а это между четырьмя и пятью утра, за час до побудки. Невыносимо понять, почему он приходит туда, да Райли и не имеет никакого желания в этом копаться. Когда мир на грани катастрофы, а супергероев нет, есть только машины и люди, которые на грани гибели, какими бы крутыми они ни были, вопросы этики и морали отпадают. Какой смысл думать, если часть тебя уже умерла. Мораль и этика навязаны самообманом, в котором только люди и могут жить, подерживая якобы нормальное общество. Рядом со смертью, держа ее под дружелюбную руку, самообман не работает. Потому что вот он, самый главный самообман – мы умрем, но не сейчас. Черт возьми, да в каждую секунду. Пять лет Райли живет с этим и, кажется, будет жить вечно. Он был к ней так близок, он чувствовал ее в сознании брата те несколько секунд, что они еще были в связке.
За пять лет он не смог восстановить свой самообман. Такой персональный, который растил заботливо с детства, да еще и под защитой Йенси. Йенси был его самообманом. Вопросы морали и этики вообще его не касались, кстати говоря, потому что Йенси был для него персональным богом. Второй его частью. Он был самим Райли. Даже разница в возрасте не смогла стереть между ними этой связи. Обычно младшие боготворят старших. Но редко, когда старшие болезненно опекают младших. Болезненно дя окружающих, но всегда так приятно для Райли. Он рос, имея только его в кумирах. Как всякого кумира, он хотел добраться до его уровня. Поэтому если Йенси шел на военные искусства, Райли шел за ним. Если Йенси шел на концерт, Райли шел за ним. Поначалу были условности, были девушки, но ни одна девушка не сравниться с тем человеком, которому можно все сказать лишь взглядом. Обычно Райли говорил о том, в каком он восторге. Но иногда это был взгляд-предложение пойти и надрать кому-нибудь задницу, потому что без боя в жизни не хватает адреналина. И они всегда дрались вместе, ведь жертву и противника всегда можно найти, стоит только толкнуть одного или второго – и вот она, потасовка. Но она была не так важна, как потребность в этот момент доказать каким-то левым чувакам, насколько они с братом прекрасно понимают друг друга.
Теперь Райли казалось, что они просто демонстрировали обществу эту связь и просили индульгенции. Потому что не так далек был тот день, когда Райли впервые заговорил – конечно, в сумраке – о поцелуях и том, как теоретически не напугать девушку тем, что он не умеет. Он заговорил об этом, боясь быть раскрытым, с гулко бьющемся сердцем и такой болью внутри, словно он прямо здесь помрет, если не спросит. Ведь Йенси всегда для него был гораздо привлекательнее любой девушки. Если бы Йенси никогда не выделял его с детства, этого могло не случиться. Но какой-то частью души Райли всегда чувствовал возможность ответа, и именно она заставила его тогда спросить. Надо ли говорить, что он был так счастлив, как никто другой, когда брат понял его и в тот раз? Теперь это даже вспоминать не больно. В основном потому, что перед тем, как умереть, Йенси в первый раз отказал ему. Он все так же любил Райли, но его любовь все больше и больше возвращалась к обычному уровню.
Именно ее Райли впервые увидел в том дрифте, в том злополучном дрифте. Он хотел забрать брата у нее, но не такой ценой. И он, конечно, не собирался скрывать от брата то, что чувствует.
Трудно удивить дрифтом братьев, которые научились делить друг друга много раньше, от обычной жизни до каждой ночи, в которой Райли был любим, как никогда. Дрифт был не так важен, потому что они и без него были связаны. Он лишь дал этой связи материальное ощущение в виде подключения к нервной системе. Но, конечно, после дрифта, когда еще так сильны последствия, секс был еще лучше, потому что каждый чувствовал не только за себя, но еще и за второго.
Но именно дрифт принес его подозрениям болезненное олицетворение. Самое отвратительное, что он знал эту девушку и она была даже ему симпатична. Он никогда не думал, что при всей порочности их связи с братом, которая для них как раз была самая естественная, Йенси хотел однажды завести семью, какой никогда не было у них. Кто знает, если бы у них был отец и была мать, Йенси никогда бы не занимался им всю жизнь, и его присутствие никогда не обмануло бы Райли. Ведь смысл страдать и бояться, влюбляться в кого-то, кто непредсказуем в своей реакции, когда есть брат, который будет рядом всегда и который уже любит, пусть это чувство стоит трансформировать?
Пять лет Райли думал обо всем, что было между ним и Йенси. Он ни с кем не был с тех пор, как погиб брат. Трудно спать с кем-то, ощущая рядом брата так, как будто он наблюдал за всем этим. Трудно целовать кого-то и видеть при этом не только свои воспоминания, но и воспоминания Йенси о том же поцелуе, потому что дрифт никогда не умеет выбирать те воспоминания, что стоит передавать, а что не стоит. Наверное, если бы Райли не добился взаимности несколько раньше, первый же дрифт выдал бы его с головой, но как перед Йенси, так и перед всем Штабом.
Да и Штаб, вероятно, догадывался. И, конечно, Тендо.
Время для душеспасительных бесед все равно давно прошло. Так что Райли просто толкнул дверь так, как делал это всю предыдущую неделю. Он ступил в сумрак комнаты, которую подсвечивали только одиночные диоды по углам, ступил в сизоватый дым, что стелился уже по полу от того, как много было его накурено. И сквозь этот дым он даже не сразу обнаружил самого Тендо.
Черт его знал, откуда он доставал все эти вещи. Откуда он доставал старые пыльные книги, которые никто давно не читал, пользуясь электронными планшетами, откуда он доставал вещи, которые давно исчезли с черных рынков, откуда он доставал мебель и когда притаскивал сюда так, что никто не видел. А может, они просто следовали за ним, как будто образовывались сами собой вокруг того, кто был создан только в их окружении жить. Отличная идея, так бы и поставил сам себе двойку.
Он замер, как будто ему, как какому-то эльфу, нужно было разрешение войти. Каждый раз замирал, так что Чои перестал даже шутить по этому поводу. Шутил он, конечно, гораздо позже, когда не было этого давящего ощущения безвыходности и остутствия будущего. То есть, полного. Обычно, заглядывая вперед, человек мог предсказать хоть что-то, хотя бы погоду, но теперь, в войне кайдзю, не было даже шанса на то, что завтра будет что-то, что можно предсказать. Да ничего нельзя предсказать, особенно ему, Райли, который каждый раз ведет «Бродягу» как в последний бой.
Но на этот раз Тендо не обернулся. В свете слабых и давно разрядившихся диодов можно было различить только широкие плечи и спину, да сигарету в руке, больше ничего. И это тот, кто усиленно держался на протяжении нескольких лет, чтобы снова начать курить. Впрочем, это была еще самая безобидная привычка из всех, что можно было приобрести перед тем, как годзилллоподобные монстры разобьют в этом мире свой город. Может, ему тоже следовало начать курить прежде, чем он нашел этот способ. Пять лет он успешно давил в себе эти потребности в адреналине, в связи с кем-то, кто давно погиб, стоило ему вспомнить о том, что Йенси больше не было. И именно на этой чертовой базе он не смог остановить этот приступ. Ему было нужно.
Потому что здесь оказался единственный, кто еще мог это дать, не спрашивать. И нет, это был даже не секс, прежде - просто присутствие того, кто был в курсе. И еще ему хотелось просто заорать об этом, а Тендо мог бы в своей манере высказать ему всю правду в лицо, от которой у Райли пропадет все желание вообще о чем-то орать. Тогда ему казалось, что ему просто нужно избавиться от воспоминаний. От Йенси. От всего, во что он верил, как будто у него вообще могло быть будущее с собственным братом.
О том, что Райли хотел будущего, он осознал только в дрифте с Мако. Прежде он почувствовал ее искреннюю влюбленность, и только потом – то, что она безнадежно молода и наивна по сравнению с ним. И именно поэтому у нее когда-нибудь потом будет будущее. У него уже нет – он его попросту отпугнул тем, что не смог вовремя сделать брата таким же человеком, как и все остальные. Может быть, если бы Йенси прожил подольше и перестал постепенно из-за той девушки общаться с Райли так, как Райли того хотел, влюбленность Райли бы быстро прошла, как проходят все, рожденные лет в шестнадцать. Они не выдерживают встречи с реальностью, в которой больше нельзя, как, будучи подростками, проводить вместе двадцать четыре часа в сутки.
Если бы, вероятно, он встретил Тендо после этого счастливого исхода событий, он смог бы устроить свое подобие… будущего. Тендо не так этим обеспокоен, как они оба, однако в его способность приспосабливаться к чему угодно Райли верил безоговорочно. Если надо, он бы женился и завел пятерых детей, которых бы воспитывал так, как надо. Если бы прежде он встретил мужчину, он бы вел любую жизнь, на которую его бы толкнул этот человек. Он не был ведущим, но и вести себя не позволял. Просто для него было проще принять то, что было удобнее в тех обстоятельствах.
Если бы Райли попросил его об этом каком-то призрачном, по-детски сформулированном, будущем, Тендо бы ему не отказал. Это проскальзывало всю эту чертову неделю . Правда была в том, что на одном признании вероятности согласия Райли не остановился. Сперва ему показалось, что это пройдет. В этот раз он замер позади него, не вполне понимая, не случилось ли его освобождение от подростковой влюбленности, несмотря на погибшего Йенси.
Но ничего вслух так и не произнес.
Здесь не действовали даже правила вежливого общения. Здесь вообще ничего не действовало, потому что не было нужно Тендо. И Райли это по-своему, но нравилось. Он замер так, позади сидящего за столом Тендо, видя через его плечо, пусть и с трудом, пока еще не привыкшими к темноте глазами, то, что он держал в другой руке. Меньше всего он ожидал увидеть их фотографию тех старых времен на Пан Пацифике, когда Йенси был еще жив. Они были достаточно добрыми друзьями в то время, если бы Райли вообще был бы кто-то нужен, кроме Тендо.
- Я поставил защиту от дрифта на некоторые воспоминания. Перед тем, как он погиб, - Райли пожал плечами. Он не приходил сюда слушать истории. Меньше всего он хотел снова возвращаться туда. Это шло в противоречие с тем фактом, что он, тем не менее, ночами все равно оказывался здесь. И не всегда в логичном положении. Проблема была именно в этих первых десяти минутах, когда ему еще казалось, что между ними все так, как было раньше.
И эти десять минут, по случаю, истекли. Теперь комната была знакомой, как и Тендо – весьма доступен для любой потребности Райли. Он все еще не обернулся, не посмотрел на него, как бывало раньше. А это значило какое-то отступление от основного сценария. Пришлось бы и выслушать.
Но никто ему не запрещал выслушивать и не оставаться на пионерском расстоянии. Честное слово, не после того, что здесь уже было. К тому же, несмотря на то, что первый раз был весьма неловким, пусть Тендо ничего ему не сказал ни тогда, ни на утро, Райли пришел во второй, вполне осознавая, что нет, он не использует его как замену.
Собственно, тогда в первый раз он не смог подавить этот приступ потому, что Тендо как раз мог быть заменой. Они бывали в дрифте втроем, хотя тогда это носило характер простого веселья, Тендо никак не мог пройти мимо воспоминаний, касаемых времяпрепровождения Беккетов. Недаром у них и комната была одна на двоих, хотя и строго одноместные кровати друг над другом. Он был совместим с ними обоими, не будучи братом, но связь эта была нестабильна и легко срывалась, а потому была не пригодна для боя. И, конечно, он не был из тех, кто особенно разбирался в половой принадлежности – об этом Райли тоже сообщил дрифт. Йенси, будучи прямее и откровеннее, шутил и над этим. Тендо таких шуток, в отличие, опять же, от Райли ничуть не стеснялся и отвечал примерно в стиле: «Ну вы же оба заняты», и это было, кажется, нормально.
- Поэтому ты видел меня девушкой, - это было настолько непредсказуемо, что Райли даже не понял сначала. Он не ответил сразу, просто сделав шаг вперед и положив руки ему на обнаженные плечи. В тот момент, когда Тендо решил ему сообщить об этом, Райли уже слабо соображал, прижимаясь губами к надписи на шее. Да и не до разговоров ему было. Этим обычно страдали девушки, Мако там. Очень любила прийти и поговорить с тех пор, как их дрифт не удался. Как будто Райли не хватало своих проблем. Он ее любил, искренне, но лишь как старший и давно выросший брат. – Йенси решил, что так тебе будет легче принять, - он затушил сигарету прямо о металлическую поверхность стола. Райли переваривал лишь первую часть его слов. Вторая явно была лишней на тот момент. Он отнял руки от него, не в силах даже провести параллели между тем, что он знал об интрижке брата и образом Тендо.
Чои встал из-за стола, и Райли пропустил бы его без лишних колебаний – он был слишком ошарашен. Никогда и ни при каких разговорах и шутках он не смог бы подумать. Однако Тендо просто развернулся к нему лицом. Трусом он не был. Но, как правило, предпочитал, чтобы правда звучала жестче, чем она есть. Если бы Райли, конечно, потрудился об этом вспомнить.
Никто из них не сомневался в том, что первой реакцией был бы гнев. Но прошло пять лет. Весь гнев Райли истратил на себя. Теперь не было возможности приходить в ярость – сил не было, воспоминаний, из которых он их черпал. Да и Тендо был завязан на этих воспоминаниях, и получался чертов порочный круг, из которого не было выхода. Какого черта ему вообще потребовалось говорить об этом? Йенси умер. Больше не было вообще никакого смысла вспоминать об этом.
И тем не менее нельзя было избавиться от боли. Как бы то ни было, перед Йенси он всегда был впечатлительным подростком. Ему никогда уже не представиться шанс показать себя взрослым мужчиной.
- Я был против. Если это вообще имеет какое-то значение, - его голос был единственным, что нарушало тишину в комнате. Лучше бы этот голос озвучивал шутки или стоны – да что угодно, лишь бы не правду, которую Райли не хотел слышать. Как он мог не понимать, что Райли давно не хотел возвращаться к этому? Он шел сюда забыться, как приходил и раньше. Что изменилось в голове Тендо за это время, что ему потребовалось немедленно все выложить? – Я его не выбирал, - добавил он, но уже гораздо тише. Райли пришлось поневоле отвлечься от мыслей, чтобы прислушаться. В этой фразе не было никакого признания, но Райли его уловил. Оно было похоже на признание своего бессилия, нежели на что-то, что было бы опасно признавать. – И никогда не выбрал бы, - а это словно бы никогда и не произносилось. Его темные волосы, вопреки обычному, не были уложены, а из оригинальной и только ему подходящей одежды были только штаны, да розарий на руке. Даже одежды не было – какой-никакой, а защиты.
- Зачем сейчас? – только и спросил Райли, хотя ему хотелось бы задать сразу тысячу вопросов, а лучше просто выйти. Теперь до него доходил не только поверхностный смысл, но и все, что он забыл. Все ночи, что Йенси перестал появляться в комнате, все жесты, что доставались Тендо, которые Райли не видел, думая, конечно, о девушке – как и в дрифте видел, как и ощущал. Все эти ночи, что брат был в комнате Тендо… Как сам Райли всю эту неделю. Нельзя было уложить это в голове, нельзя было определить к этому отношение, потому что теперь он не знал, кого ревновал. А это было так похоже на ревность, разве что беззащитную, потому что Райли давно перегорел внутри, чтобы что-то ощущать так сильно.
Тендо и Йенси уже не были героями одних и тех же воспоминаний, но пересекались, в шутке, в возможности… Лишь на секунду Райли подумал, что было бы гораздо легче, если бы это было просто втроем. Но и тогда пришлось бы искать того, кто троих объединяет. Далеко ходить, конечно, не надо. Райли бы не смог объединить. Не на фоне своего брата.
- Чтобы больше никогда, - прост был ответ. – Сейчас тоже выбрал не я, - но это не было попыткой спихнуть ответственность. Он признавал, Райли не отрицал – он пришел первым. Может, когда-то тогда Йенси и пришел к нему ровно так же. – Я хотел бы сказать тебе, что он хотел тебя так защитить, но ему просто…
Закрыть ему рот казалось хорошей идеей. Не хватало только ему после смерти Йенси сомневаться в чувствах брата к нему. Это было тем святым, в чем Райли никогда не хотел сомневаться. Он не стремился к максимуму жестокой правды, как это страшно любил сам Тендо. Он вообще любил так, что никто не знал, что именно, да и любит вообще – он был одновременно и в своем мире привычек, и в чужом мире общения. Ему никогда не были знакомы метания большинства людей по поводу того, как их слова/поступки воздействуют на окружающее. Два мира разграничивались так хорошо, что были ощутимы даже на расстоянии.
Правда лишь в том, что Райли не знал, в каком он из них.
Он надоел Йенси, как может однажды надоесть тот, кого ты знаешь полностью, все восемнадцать лет жизни, который не идет вперед в твоих глазах, потому что ты видишь его каждый день и не замечаешь его изменений. Это всегда бывает – в один момент ты узнаешь о человеке, тебе кажется, все. Предсказываешь его слова, его реакции. Здесь больше не может быть отношений, как не может быть общения. Йенси сдал назад. Вероятно, потому, что в действительности никогда не любил так, как любил в тот момент Райли.
Любил ли он так, как думал сам?
Тендо отвел его руку от своего лица, крепко перехватив за запястье. Адаптация адаптацией, а власти над собой он бы не признал и в таком положении бы не остался. Вероятно, это был момент решения, иначе Тендо не рассказал бы ему это. Но Райли не хотел принимать решения, не зная, будет ли оно действительно завтра.
- Я бы выбрал сейчас, - его взгляд для Райли был слишком невыносим. Это был взгляд человека, который достаточно пережил ошибок, чтобы в один момент просто перестать сожалеть. Он верил, что впереди еще будет шанс вернуться и исправить. Или загладить. Это была разница между ним и Райли – Райли просто не верил в будущее. Без него все, что будет сказано, пройдет мимо. Он бы хотел сказать, что ходячему трупу – а пилоты «Егерей» умирают, да еще и как – не стоит говорить всего этого. На войне стоит признать, что ты уже мертв. Так легче. А они оба были на войне. Конечно, когда пилотов не останется, Тендо точно так же займет уже пустого «Егеря» с кем-нибудь еще. Проблема в том, что сидя на базе, он так или иначе переживет Райли. Если вдруг что.
- Я все равно умру, - без пафоса, а как констатация факта. Кайдзю сильнее, кайдзю больше, теория с бомбой так же отчаянна, как попытка управлять «Егерем» без дрифта. Подумаешь, одним полуживым пилотом больше, одним больше.
Что-то не так в этой мысли.
Как будто он лукавил.
- Как и все мы, - нашелся ответ у Тендо. Во что он верил, раз не снимал розарий с руки? Почему его вера все еще так сильна, когда у Райли никогда ее и не было? Носил ли четки Тендо тогда, пять лет назад? Ему было так трудно вспомнить, ведь тогда все его внимание занимал Йенси. Та память, что основана на чувствах, подбросила ему нужную картинку – всего лишь утреннее кофе, которое Йенси приносил им троим. И рука Тендо, что касается руки Йенси. На ней не было ничего, кроме другого деревянного браслета.
Может быть, память просто подстраивается под его желания? Но с чего бы ему вообще желать?
Дерево покрыто лаком, что блестит в свете диодов. Оно не теплое и не холодное – просто дерево, что почему-то не мешается ему. Причудливое украшение, которое должно носить какой-то смысл. У Тендо каждая вещь содержит в себе смысл. Историю. Почему же этот розарий так связан с тем, что было так давно?
Какого черта, он не хочет знать и решать. Все было просто вчера, позавчера, два дня назад – зачем сейчас, ведь считанные часы до того, как начнется очередной бой, из которого он не вернется?
- Что это?
- Четки.
- На самом деле?
- Обещание. Однажды я слышал это.
- Что?
- О смерти.
- От моего брата?
- Я не буду отвечать на глупые вопросы, мистер Беккет.
- И обещание – оно тоже ему?
- Каждый раз с тех пор, как появлялись кайдзю пятого уровня.
- Я не понимаю. Ведь он не хотел больше…
- Он все еще был старшим братом.
На это Райли больше нечего было сказать. Йенси ушел. Как ушло и то время, когда он был нужен Райли. Пять лет сделали его почти самодостаточным. Слабым в чем-то, но самостоятельным. Он позврослел, как давно должен был, если бы не Йенси. Оно прошло. С этим разговором ушло последнее, в чем он еще сомневался. Страх потерять уходить, когда осознаешь, что даже если бы вернулся, все было бы уже не так. Но даже сейчас Йенси умудрился послать ему привет.
Все изменилось, Йенси.
- Мне не нужна нянька.
- А кто сказал, что оно для тебя? – и поднял одну бровь, как будто это было такой тонкой шуткой. Он редко улыбался.
- Тогда зачем мне это знать?
- Потому что ты не замена, - в этом был Тендо. Вместо того, чтобы сказать лишь это, он скажет все, что на самом деле не нужно. Он потратит время, чтобы это сказать. Потому что внешний образ для него важен, как важно и впечатление. Иначе он бы не таскал сюда эти вещи. Но, с другой стороны, они живее, чем половина работников на этой базе. Вопреки общему мнению он еще хочет жить.
Но разве Райли здесь не потому, что тоже хочет? Какой-то частью хочет? Это раньше он бы счел, что не имеет на это право – из-за Йенси. Мол, старший умер, значит, должен и я. Но тогда он не ощущал себя так, словно ему сорок.
Настала его очередь брать Тендо за руку. Разворачивая ее ладонью наверх, он провел по ней, снимая первый оборот четок с большого пальца. Два других легко съехали с запястья, ведь никогда не были предназначены для того, чтобы быть браслетом. Без них запястье казалось тоньше, а рука – меньше.
- А если я хочу новое обещание взамен старого? – усмехнувшись едва заметно, спросил его Тендо. Пусть по его лицу нельзя было этого ощутить, но старый дрифт – а он не стирается годами – подсказл Райли, что он все делает правильно. И даже слишком, особенно тогда, когда коснулся губами центра ладони.
- Если я сочту его возможным, - подумав, ответил Райли, целуя его ладонь. Тендо вырвал руку, больше в смущении, чем оттого, что ему было неприятно. Это было не то смущение, что обычно приписывают романам, это было смущение никогда прежде не возникавшего ощущения. Они так хорошо различаются на таком расстоянии, особенно для тех, кто когда-то был в дрифте.
- Не быть героем. Это все, - это должно было бы означать «Вернись», но не в этот момент, когда неизвестно, будет ли откуда возвращаться, можно было произносить подобные слова. Однако если он действительно был готов к этому будущему – чертово будущее, которое нужно, как воздух, но понимаешь это лишь тогда, когда слишком много оставлено позади. Когда время уже уходит, и ты ощущаешь его с годами. Потом это будет называться старостью. А Райли уже стар – каждый из них стар в душе, ведь старость есть накопленный опыт. Опыт делает время ощутимее.
- Сделаю все, что могу, - он присел, поднимая четки с пола. Теперь они были иным обещанием. Теперь они должны были быть возвращены на место. Снова обороты вокруг запястья, снова последний так, чтобы они не спали. Так, чтобы он всегда держал их неосознанно, прижимая большой палец к кисти. – Если бы он был жив?
- Он мертв, Райли, - и в первый раз Тендо назвал его по имени. Не сейчас, его обманули четки и обещания, показалось, что он может спросить больше. Тендо умеет оставлять прошлое в прошлом, Райли нет. Может быть, Тендо оставит его там за них обоих. Кто знает, что будет завтра.
Сегодня он уверен в том, что еще на несколько часов вперед он отсюда не уйдет. В любую минуту может поступить сигнал, и они оба вернуться туда, где будут ловить себя на мысли, не было ли это сном. Но не сейчас, не в эти несколько часов, что у них еще есть, и Райли готов поставить на это хоть все свои деньги.
Может быть, Тендо не так прост, как он его представляет. Это уже не имеет никакого значения, ведь свое обещание он дал, и теперь, заключенное в деревянные бусины, оно касается его руки и заставляет снова думать о том, что оно значит. Что ему есть, куда возвращаться. Что несмотря на все сомнения и вопросы, его будут ждать. Может, не всегда ждали, но Райли не сентиментален.
Ведь он пришел первым.

@темы: Slash, Raiting: PG-13, Raleigh Becket/Charlie Hunnam, Yancy Becket/Diego Klattenhoff, Tendo Choi/Clifton Collins Jr., Fanfiction